Ребята, извините, но сегодня я не буду участвовать в обсуждении нашего грядущего трека. Просто не смогу.
Плохой сегодня день. В больнице умер мой друг Фарид Ахмад.
Вы это не читайте, если не хотите, вы Фарида не знали (редкие упоминания о нём в моих блогах не в счёт. Увы, очень редкие упоминания).
Я сам с собой просто хочу поговорить. Душевная потребность такая - помянуть друга.
И покаяться искренне, потому что (как всегда после ухода человека) начинаешь вспоминать, что где-то мог бы помочь, поддержать делом в сложную минуту, где-то просто улыбнуться ободряюще, поинтересоваться здоровьем, успехами детей, жизненными планами.
Не скажу, что я ничего этого не делал, но сегодня понимаю - делал недостаточно. Мог больше, но не делал больше, хотя это ничего бы мне и не стоило, ни материально, ни морально.
Фариду было 56 всего лет. Возраст расцвета для мужчины. Но он был нездоров физически (сахарный диабет и куча всяких попутчиков), да и морально не был бойцом, не цеплялся за жизнь, не пробивал себе дорогу, расталкивая грудью окружающих.
Наверно, это было природной сущностью его натуры. Но, может быть, сказалась и его конфессиональная принадлежность - он был примерным мусульманином, принимающим все повороты судьбы безропотно и покорно. "Кысмет", как говорится среди магометан, что означает не просто покорность судьбе, но благодарность за каждый миг жизни.
Судьба распорядилась так, что жизнь Фарида с юности оказалась связана с СССР, с Украиной и Россией. Ещё в восьмидесятых годах прошлого века он попал на учёбу в Советский Союз, в город Хмельницкий, что на Украине. Там закончил промышленный ВУЗ.
После окончания института молодому индийскому инженеру-механику неожиданно предложили работу на местном станкостроительном заводе. Он с радостью согласился, но вскоре перестроечные ветры оторвали его от заводской трубы, и Фарид с товарищем организовали модный в ту пору кооператив.
По сути, вся деятельность малого предприятия сводилась к закупке в Индии промтоваров и перепродаже их украинским потребителям по тройной цене, но этот нехитрый бизнес-план приносил в ту пору хороший барыш.
Фарид всерьёз подумывал о своей окончательной украинизации и даже завёл семью.
Концессионеры разрабатывали планы расширения совместного предприятия, и (кто знает?) быть бы сейчас Фариду Ахмаду среди украинских олигархов, но вмешалась суровая перестроечная действительность - на компаньонов наехали братки. Предприятие у них отжали, да ещё приписали долгов на всю оставшуюся жизнь. А самим ещё изрядно накидали люлей, для острастки.
Результатом обращения в милицию был только полученный грамотный совет валить из страны как можно быстрее и как можно дальше.
Украинская жена бежать вместе с ним отказалась (выходила-то она замуж за завтрашнего олигарха, и нафига ей эти безденежные мыканья в незнакомой стране?), и Фарид оказался в Индии нищим и холостым обладателем советского инженерного диплома.
Поменяв несколько работ, в 2006 году Фарид прибился к набиравшему обороты совместному российско-индийскому предприятию по монтажу российского оборудования на индийских электростанциях, где и познакомился с только что прибывшим в Индию инженером по качеству GNC343. Мы тогда взаимно почувствовали некоторое родство душ, возможно, из-за сходства темпераментов - оба флегматичные пофигисты, прекраснодушные романтики, непробивные и безынициативные.
Не сказать. что мы крепко подружились, но искренне и тепло приветствовали друг друга, встречаясь в офисе.
Вскоре Фарида перевели из делийского офиса в Чхаттисгарх, а в 2009-м и я последовал за ним.
На биласпурской площадке Фарид Ахмад не прижился, отчего-то не сложились у него отношения с индийским руководством и он вынужден был уйти.
Время для него настало непростое (к этому времени он уже обзавёлся индийской семьёй, родились двое детей). Тогда я ему помог реально (чем сейчас не то что горжусь, но вспоминаю об этом с удовлетворением). Фарид несколько месяцев жил в моём домике, днём искал работу, а вечерами молился Всевышнему в своей комнатке.
После ужина я проводил "курсы повышения квалификации", по чертежам объясняя Фариду назначение и устройство турбинных узлов (тогда ещё что-то помнил)), потом мы вели неспешные беседы "за жизнь". Фарид рассказывал о своём житье-бытье на Украине, беззлобно и с улыбкой вспоминал украинскую свою тёщу (беззлобно, но по некоторым оговоркам я понял, что попила в своё время тёща фаридовой кровушки).
Когда переходил к воспоминаниям о своей нынешней семье, особенно о младшем сынишке, то преображался, становился приторно сентиментальным... Но я его и здесь понимал, по себе знал, что в разлуке становишься излишне, до сюсюканья умилительным, неравнодушно вспоминая родные лица.
Потом Фариду удалось найти работу в Бихаре, и он уехал.
В следующий раз мы встретились уже на строительстве нашей станции. Фарид по-прежнему служил инженером - посредником между нашими специалистами и индийским персоналом. Он резко сдал здоровьем, диабет прогрессировал.
Несмотря на значительную разницу в возрасте, он выглядел моим ровесником. А когда я по утрам, прыгая через две ступеньки, обгонял его на лестнице, по которой он трудно поднимался, отдыхая на каждой площадке, так и вовсе он казался отжившим своё старичком, а не пятидесятилетним мужчиной.
Мы сохраняли добрые отношения, обменивались рассказами об успехах детей (младший сын Фарида очень успешно закончил медресе). Фарид периодически снабжал меня (и не только меня) макханой (семенами лотоса), я возил для него из Питера квасной концентрат (его ностальгия по украинской молодости) и колбасу "собачья радость" (мы дипломатично не обсуждали состав колбасы и её приемлемость для мусульманина).
Бизнес суров и беспощаден, особенно в нынешнем его российском виде. Фарид выполнял свои обязанности на станции, но всё более натужно, без лихости, без инициативы. Держать полуинвалида на службе никто долго не будет. Сначала Фариду урезали зарплату, потом вообще встал вопрос о его увольнении.
Наверно, увольнение не было бы для Фарида жизненным крахом, он получил в наследство от отца земельный надел, с которого можно было прокормить семью (правда, по этому поводу были у него какие-то постоянные тёрки с родичами). Но психологически, конечно, как и для любого мужика, конец профессиональной карьеры для него был бы равнозначен концу жизни.
Каюсь, я не пошёл за него просить.
Конечно, к моему мнению вряд ли бы прислушались, но я не сделал даже попытку попросить за него, и это меня гложет.
Но до увольнения дело не дошло. Просто не успело.
В марте Фарид попил где-то некипячёной водички и заболел "болезнью немытых рук", брюшным тифом. За последние сто лет эта болезнь перестала быть фатальной и страшной, современные лекарства легко справляются с тифозными вирусами (или бактериями, я слабо в этом разбираюсь). Но Фарид болел тяжело, и когда пришёл в офис через две недели, выглядел старым, больным, измождённым.
Был отправлен домой долечиваться, но ослабленный организм стал лёгкой жертвой другого вирусного заболевания, малярии, и сегодня в патненском госпитале Фарида не стало.
И опять укор мне - когда я с ерундовой болячкой попал в больницу в 2014 году, единственным из коллег меня проведал именно Фарид. А я не удосужился посетить его, даже предполагая его тяжёлое состояние, не предложил помощи (хотя бы и денежной, в больнице деньги не помешают).
Опять же, думал не раз: "Надо бы Фариду СМСку написать", но не писал, не звонил... Стыдно.
И ещё напоследок хотел бы сказать. Я не раз порывался поучаствовать в обсуждении темы "смерть" на форуме. Сейчас рад, что не принял участие, не бравировал презрением к смерти и не ёрничал на эту тему, как мне свойственно. Только когда сталкиваешься с реальным уходом человека, которого хорошо и долго знал, осознаёшь всю мрачную глубину, всю непознанность этого явления.
Смерти всё равно, что мы о ней думаем и как мы к ней относимся. Она приходит, и берёт своё. И не поправишь.
Я буду вспоминать Фарида, но надо ли это ему в его мусульманском раю, я не знаю. В очередной раз напрашивается морализаторский, но единственно верный вывод - давайте любить и беречь друг друга, пока мы живы. Дальше будет поздно.
Светлая память тебе, Фарид! Ты был добрым и хорошим человеком...
