И снова о Юрском. Году эдак в 1992-м довольно неслабая компания (отчетливо помню Роста, Арканова, Жванецкого, Мишина, Игорь Иртеньев, Сеню Лившина...) собралась в чьем-то кабинете в газете "Известия" на Пушкинской, чтобы обсудить будущее будущего журнала "Magazin Жванецкого" (собственно, там мы его и придумывали). Позвали и Юрского, и он пришел (главным образом, увидеться со Жванецким, я думаю). Сидели, что-то придумывали, балагурили, насколько это возможно в присутствии группы классиков... Дюжина мужчин. И в кабинет, извинившись, вошла женщина из редакции. И вдоль стеночки тихонько пошла к шкафу с подшивками газет (что-то ей там было нужно). Некоторые из нас, отвлекшись от разговора, ей кивнули. Кто-то наклоном корпуса обозначил отрыв задницы от стула и вернул тело в исходное положение. Встал один Юрский. Он сделал это совершенно автоматически. Встал и стоял, пока женщина с подшивкой газет не вышла из комнаты. И только тогда сел. И те, в ком, по Бабелю, квартировала совесть, почувствовали неловкость. И так (сказал бы я, неосторожно обобщая) полвека напролет. Человеческая норма Юрского, в столь разные времена, оставалась образцом и укором нам всем, людям чуток пониженной нормы. И это - ни слова еще не говоря о божьем даре...
Шендерович