Karusha
Пользователь из : Facebook
Благодарности (65)
На сайте с: 21 апреля 2015 в
Сказ про то, как я по канату лазила))
Глава из повести "Легкая? дорога на Тапован"
глава XII
21 августа. Возвращение в Уттаркаши. Dangerous Man и Ракшабандхан
Наши индийские спутники и носильщики, как ни странно, поднялись ни свет ни заря и алкоголя у них не было ни в одном глазу: за ночь он умудрился весь выветриться. После завтрака можно было трогаться в путь.
День предстоял длинный и тяжелый: мы находились в преддверии того самого долгого перехода через гору, на вершине которой нам пришлось провести ночь в лесу. Этот переход портил настроение всем, а особенно – Саше. Помня как тяжело он ему дался, Саша с вечера стал искать альтернативные пути, он верил, что они должны быть. Утром Динеш пошел пообщаться с местными жителями, а когда вернулся, то доложил, что такой путь действительно имеется, но он не уверен, что мы захотим по нему пойти. Идти надо было всего три километра, но каких! Именно по той самой разрушенной дороге с постоянными обвалами, которую из-за ее большой опасности мы и обходили через гору по пути сюда. Там, где дорога совсем обвалилась и ее уже не было вовсе, нужно было спуститься по обрыву к реке и идти по руслу Ганги, то есть Бхагиратхи.
Саша мысленно взвесил три опасных километра против двенадцати тяжких и твердо сказал: “Я иду по руслу Ганги”. Динеш повторил, что дорога очень опасна, на случай, если Саша его не расслышал или не так понял.
- Я тебя понял. Местные ходят по этой дороге?
- Некоторые ходят. Но дорога – very dangerous.
- Вы сможете пройти?
- Мы сможем.
- Тогда собираемся!
Носильщики одобрительно закивали при виде такой решительности нашего предводителя. Динеш сказал: ”You are dangerous man”, и покосился на нас с Леной; мы молча стояли рядом и слушали разговор, определяющий нашу судьбу.
Подобный поворот событий оказался для меня неприятно неожиданным. Я уже успела расслабиться: зная обратную дорогу, я все прикинула и по моим расчетам все камнепады уже были позади, а с ними – и реальная опасность. Внутреннее напряжение спало, нам оставался только многокилометровый переход через знакомую гору – помахать на прощание шалашику, приютившему нас на ночь – трудный переход, да, пришлось бы попотеть, да, но зато – неопасный, во всяком случае, если взбираться по той длинной некрутой и неузкой тропинке.
А теперь... Несколько минут, и все изменилось. Это меня совсем не обрадовало. Видимо, растерянность и разочарование столь явно отразились на моем лице, что Саша усмехнулся:
- Кто боится со мной, может идти через гору двенадцать километров. Я буду ждать на той стороне.
- Саш, ну зачем рисковать лишний раз, когда этого
можно не делать? Мы же не знаем, что это за дорога такая по
руслу Ганги, может, там вообще пройти невозможно. Ведь
есть же знакомый обходной путь, пойдем медленно,
с остановками.
- Я на эту гору больше не полезу. И потом, если ты помнишь, я тебе рассказывал несколько месяцев назад, что видел в медитации как иду по руслу реки, частично пересохшему. Это было указанием. Мы на верном пути, надо идти по реке.
Про то, что он в медитации шел по руслу реки, я помнила, только почему-то всегда думала, что это должно было быть по пути туда. А оказалось – на пути оттуда.
Перед моими глазами промелькнули падающие с грохотом глыбы в Дарасу, красный флаг у входа в Гангнани и предательски шатающиеся булыжники под ногами. Мне так не хотелось снова под камни!
- Кара, я все понимаю. Вы и так с Леной столько всего прошли. Если вам страшно, но есть силы – тогда идите через гору, двое носильщиков отправятся с вами, а мы с Динешем пойдем по реке и будем вас ждать на спуске с горы.
Я покачала головой. Если Саша твердо решил идти по реке, то я пойду с ним, не оставлю его одного на этой неизвестной дороге. Лена тоже была согласна еще раз попытать судьбу, и мы двинулись в путь. Подавив тяжкий вздох и на ходу настраиваясь на новую встречу с летающими камнями, которые, видимо, никак не хотели со мной расставаться, я обреченно поплелась за ребятами.
По дороге нам встретилась стайка школьниц, которые весело щебетали и смущенно хихикали, пихая друг дружку локтями и подбадривая, чтобы просто с нами поздороваться на английском. Сфотографироваться с нами они застеснялись, но разрешили сфотографировать себя.
Таких школьниц мы потом много видели по дороге, видимо, они шли утром в школу, в днем из школы. Особенно много их было в придорожных лавках: они толпились у прилавков и увлеченно выбирали ракхи.
Стоило нам отойти от деревни, как мы пошли по дороге одни, никто на пути нам уже не попадался. Это был плохой знак. Дорога пока особых опасностей не предвещала, но ожидать от нее можно было все, что угодно, ибо местами ее просто не было. Саша оценивал путь, который нам предстояло проделать, каким-то непостижимым образом умудрялся углядеть проход через казалось бы непроходимые съехавшие в реку склоны, усыпанные камнями, и показывал как надо идти сперва проводникам, а потом уже нам. Проводники с ним не спорили – ибо он верно предлагал самый оптимальный вариант – и только уважительно кивали головами в знак согласия.
Дорога была необычной, в этой тишине и безлюдье было что-то первобытное, какая-то древняя загадочная сила. Мы шли, ни на секунду не теряя бдительности, глядя вверх, под ноги и по сторонам, иба тишина эта была обманчивой и в любую минуту могла взорваться уже знакомым резким выстрелом-выхлопом падающих глыб.
Дошли до узкой тропинки, которая проходила под угрожающе нависающими скалами. Хотя камни не падали и все казалось мирным и спокойным, но Динеш прошел вперед и, задрав голову вверх, замахал нам рукой, чтоб проходили побыстрее. Саша замыкал шествие и тоже смотрел вверх, подгоняя нас, и так и не разрешил мне остановиться, чтобы сфотографировать эти острые ощетинившиеся толстые каменные иглы, похожие на иглы какого-нибудь дремлющего сказочного дракона или, на худой конец, огромного дикобраза.
Наконец, добрались до того места, что пугало меня больше всего: туда, где, как нам сказали, дорогу совсем завалило и надо было спускаться к реке, чтобы идти по ее руслу. Спуск к реке мне представлялся очень сложным, если не сказать непреодолимым, как те из них, которые мы уже встречали на своем пути, когда проходили или проезжали вдоль реки. Но он, к моей радости, оказался вовсе не таким уж и страшным: мы с Леной храбро ринулись вперед и первыми спустились к руслу реки.
И вот она – Ганга! Вернее – бурная Бхагиратхи, ее главный исток, который, много ниже по течению сливаясь в Девпраяге с прозрачной спокойной Алакнандой, и образует собственно реку Гангу.
Считается, что небесная река Ганга снизошла на землю и низвергла свои очищающие и живительные воды через отверстие, которое пробил в оболочке Вселенной большим пальцем левой ноги сам Господь Вишну.
С этим событием связана легенда, которая рассказывается в эпосе “Рамаяна”.
Царь Сагар, правитель Айодхьи и предок Господа Рамы, выполнил Ашвамедха Ягью – царское жертвоприношение коня – 99 раз. Но бог Индра, повелитель небесного царства, позавидовал царю Сагару и испугался, что тот станет могущественнее его самого. Он похитил коня, когда царь выполнял жертвоприношение в 100-й раз (что считается немыслимым оскорблением, так как никто не имеет права под страхом смерти коснуться или причинить вред жертвенному животному, которое перед ритуальным обрядом жертвоприношения свободно бродит в течении одного года везде, где ему вздумается), и спрятал его в хижине отшельника Капила Муни.
Царь Сагар отправил шестьдесят тысяч принцев на поиски коня, они добрались до хижины отшельника, наткнулись на коня и ошибочно решили, что именно отшельник его и похитил. Они напали на него, решив наказать за столь тяжкое оскорбление, а взбешенный таким неуважительным поведением Капила Муни, обладающий сиддхами, в ярости испепелил своим взглядом принцев, все шестьдесят тысяч голов.
Правитель был безутешен, ведь погибли все его сыновья. Капила Муни сказал ему, что теперь только целительные воды небесной реки Ганги смогут вернуть мертвых принцев к жизни. Если, конечно, царь сможет умилостивить богиню и правительницу снизойти на землю. Сагар долго умолял Гангу спуститься на землю, но богиня не вняла его мольбам.
Спустя много времени лишь благочестивому царю Бхагиратху – потомку царя Сагара – удалось помочь своему роду и умилостивить богиню. Царь Бхагиратх оставил свой трон, ушел отшельником в горы и начал свои аскезы и медитации, молясь за спасение душ своих предков. Бхагиратх молился, медитировал и соблюдал аскезы в течение тысячи лет, прося небесную Гангу снизойти на землю, омыть прах его предков, освободив их тем самым от проклятия отшельника, и позволить им уйти на небеса.
В конце концов Ганга, тронутая такой преданностью, согласилась спуститься на землю, но предупредила, что при спуске с небес на землю напор и вес ее вод может разнести в клочья всю землю и один лишь бог Шива – супруг ее младшей сестры Умы (Ганга и Ума, иначе – Парвати, были дочерьми бога Гималаев Химавата) – сможет выдержать всю тяжесть стремительного спуска Ганги с небес.
Царь Бхагиратх упросил Шиву помочь ему: Шива подставил свою голову и принял мощно хлынувший через пробитое Вишну отверстие во Вселенной поток небесной реки. Она, не причинив вреда земле, стекла по его густым спутанным волосам, и ее святые воды омыли прах предков царя Бхагиратха, неся им освобождение.
В честь этого знаменательного космического события Шива получил одно из своих 1008 имен – Гангадхара, “держатель Ганги”, а исток Ганги стал называться Бхагиратхи, в честь легендарного царя-подвижника.
Идти по руслу было удобно, было не очень много воды, часть русла было обнажена, и я шла по нему, выбирая понравившиеся камешки на память и предвкушая скорое окончание нашего авантюрного похода.
Вскоре мы набрели на кучку местных, которые стояли на камнях и явно чего-то ждали: это была семья с тремя детьми, двое из них были совсем маленькие, старик и молодой парень.
Впереди, там, где предполагалось вновь подняться на дорогу – ибо в этом месте река разливалась, заполняя водой все русло и дальше идти по ней было уже невозможно – возвышался крутой, почти отвесный, склон, высотой примерно с трехэтажный дом. Наверху стоял неработающий бульдозер, рядом с ним был воткнут в землю красный флаг – знак опасности – который был виден издалека. Выше на горе на уступе, копошилось трое работников, убирая камни, которые время от времени падали себе спокойненько с высоты и скапливались в этом удобном углублении, просачиваясь ниже и угрожая, в конце концов, обрушить весь этот выступ, если их накопится достаточное количество. Собственно поэтому их периодически и убирали, просто сбрасывая вниз в реку. Рядом с бульдозером стояли двое полицейских и руководили работой. И не только работой.
С этого отвесного склона призывно свисала толстая веревка. Когда до меня дошло зачем эта веревка висит и что с ней надо делать, мне тихо поплохело. Подтягиваться и взбираться по канату я не умела никогда. В школе на уроках физкультуры я беспомощной “сосиской” висела на нем и не могла подтянуть себя даже на полметра, а с тех пор прошло много лет, умения лазить по канатам я так и не приобрела и силы в руках вовсе не прибавилось, наоборот: руки – мое слабое место.
Другой дороги не просматривалось: надо было или взбираться метров десять по канату, или же поворачивать назад.
В какой-то момент он снял свои черные очки: таких глаз я не видела никогда в жизни. У него был сильнейший конъюнктивит, белки были сплошного ярко-красного цвета. Бедняга был похож на злодея-вампира из какого-нибудь фильма ужасов. Видимо, конъюнктивит доставлял ему сильные страдания, особенно когда он моргал, потому что, хотя он и старался делать это как можно реже, но моргать все равно приходилось, и тогда он морщился от боли. Он объяснил, что в глазах сильные рези.
Я вопросительно посмотрела на Сашу. Он понял мой взгляд и ответил: “Я уже работаю с ним, ему скоро станет лучше”. Потом он предложил журналисту свою помощь и сказал, что может облегчить его состояние. Тот с любопытством согласился. Инженер тоже принялся с интересном наблюдать за процессом. Саша попросил журналиста снять очки, поднес ладони к его глазам и закрыл свои. Сеанс длился около двух минут. Под конец журналист заморгал. Он удивленно сказал, что почувствовал сильный жар в глазах и в голове и что ему стало легче: он смог моргать и было уже не так больно. Саша сказал ему, что через часа два-три ему станет намного лучше, а назавтра все пройдет.
Проверить как быстро прошел у него конъюнктивит не удалось - назавтра нас уже в Уттаркаши не было, но к вечеру нам позвонил возбужденный Мистер Бхарти и восторженно сообщил, что ему только что позвонил его друг и сказал, что ему не только уже не больно, но и краснота глаз заметно уменьшилась и он чувствует себя гораздо лучше. И до этого инженер очень уважительно относился к Саше – беседы в Дарасу и Сашино участие в отношении юного сына инженера сыграли свою роль – но после исцеления или заметного облегчения состояния больного друга, Саша стал его кумиром.
На следующий день он с утра перед работой забежал в гостиницу, чтобы попрощаться и, расставаясь с нами, сокрушенно качал головой и по- детски твердил, что хотел бы, чтобы мы втроем навсегда остались в его родном Уттаркаши. Остаться мы не могли: каждого из нас ждал дом, работа, семья, обязанности, словом – повседневные будни. Но мы обещали Мистеру Бхарти непременно вернуться в следующем году и взять его с собой на Тапован.
Глава из повести "Легкая? дорога на Тапован"
глава XII
21 августа. Возвращение в Уттаркаши. Dangerous Man и Ракшабандхан
Наши индийские спутники и носильщики, как ни странно, поднялись ни свет ни заря и алкоголя у них не было ни в одном глазу: за ночь он умудрился весь выветриться. После завтрака можно было трогаться в путь.
День предстоял длинный и тяжелый: мы находились в преддверии того самого долгого перехода через гору, на вершине которой нам пришлось провести ночь в лесу. Этот переход портил настроение всем, а особенно – Саше. Помня как тяжело он ему дался, Саша с вечера стал искать альтернативные пути, он верил, что они должны быть. Утром Динеш пошел пообщаться с местными жителями, а когда вернулся, то доложил, что такой путь действительно имеется, но он не уверен, что мы захотим по нему пойти. Идти надо было всего три километра, но каких! Именно по той самой разрушенной дороге с постоянными обвалами, которую из-за ее большой опасности мы и обходили через гору по пути сюда. Там, где дорога совсем обвалилась и ее уже не было вовсе, нужно было спуститься по обрыву к реке и идти по руслу Ганги, то есть Бхагиратхи.
Саша мысленно взвесил три опасных километра против двенадцати тяжких и твердо сказал: “Я иду по руслу Ганги”. Динеш повторил, что дорога очень опасна, на случай, если Саша его не расслышал или не так понял.
- Я тебя понял. Местные ходят по этой дороге?
- Некоторые ходят. Но дорога – very dangerous.
- Вы сможете пройти?
- Мы сможем.
- Тогда собираемся!
Носильщики одобрительно закивали при виде такой решительности нашего предводителя. Динеш сказал: ”You are dangerous man”, и покосился на нас с Леной; мы молча стояли рядом и слушали разговор, определяющий нашу судьбу.
Подобный поворот событий оказался для меня неприятно неожиданным. Я уже успела расслабиться: зная обратную дорогу, я все прикинула и по моим расчетам все камнепады уже были позади, а с ними – и реальная опасность. Внутреннее напряжение спало, нам оставался только многокилометровый переход через знакомую гору – помахать на прощание шалашику, приютившему нас на ночь – трудный переход, да, пришлось бы попотеть, да, но зато – неопасный, во всяком случае, если взбираться по той длинной некрутой и неузкой тропинке.
 |
А теперь... Несколько минут, и все изменилось. Это меня совсем не обрадовало. Видимо, растерянность и разочарование столь явно отразились на моем лице, что Саша усмехнулся:
- Кто боится со мной, может идти через гору двенадцать километров. Я буду ждать на той стороне.
- Саш, ну зачем рисковать лишний раз, когда этого
можно не делать? Мы же не знаем, что это за дорога такая по
руслу Ганги, может, там вообще пройти невозможно. Ведь
есть же знакомый обходной путь, пойдем медленно,
с остановками.
- Я на эту гору больше не полезу. И потом, если ты помнишь, я тебе рассказывал несколько месяцев назад, что видел в медитации как иду по руслу реки, частично пересохшему. Это было указанием. Мы на верном пути, надо идти по реке.
Про то, что он в медитации шел по руслу реки, я помнила, только почему-то всегда думала, что это должно было быть по пути туда. А оказалось – на пути оттуда.
Перед моими глазами промелькнули падающие с грохотом глыбы в Дарасу, красный флаг у входа в Гангнани и предательски шатающиеся булыжники под ногами. Мне так не хотелось снова под камни!
- Кара, я все понимаю. Вы и так с Леной столько всего прошли. Если вам страшно, но есть силы – тогда идите через гору, двое носильщиков отправятся с вами, а мы с Динешем пойдем по реке и будем вас ждать на спуске с горы.
Я покачала головой. Если Саша твердо решил идти по реке, то я пойду с ним, не оставлю его одного на этой неизвестной дороге. Лена тоже была согласна еще раз попытать судьбу, и мы двинулись в путь. Подавив тяжкий вздох и на ходу настраиваясь на новую встречу с летающими камнями, которые, видимо, никак не хотели со мной расставаться, я обреченно поплелась за ребятами.
 |
По дороге нам встретилась стайка школьниц, которые весело щебетали и смущенно хихикали, пихая друг дружку локтями и подбадривая, чтобы просто с нами поздороваться на английском. Сфотографироваться с нами они застеснялись, но разрешили сфотографировать себя.
Таких школьниц мы потом много видели по дороге, видимо, они шли утром в школу, в днем из школы. Особенно много их было в придорожных лавках: они толпились у прилавков и увлеченно выбирали ракхи.
Стоило нам отойти от деревни, как мы пошли по дороге одни, никто на пути нам уже не попадался. Это был плохой знак. Дорога пока особых опасностей не предвещала, но ожидать от нее можно было все, что угодно, ибо местами ее просто не было. Саша оценивал путь, который нам предстояло проделать, каким-то непостижимым образом умудрялся углядеть проход через казалось бы непроходимые съехавшие в реку склоны, усыпанные камнями, и показывал как надо идти сперва проводникам, а потом уже нам. Проводники с ним не спорили – ибо он верно предлагал самый оптимальный вариант – и только уважительно кивали головами в знак согласия.
 |
Дорога была необычной, в этой тишине и безлюдье было что-то первобытное, какая-то древняя загадочная сила. Мы шли, ни на секунду не теряя бдительности, глядя вверх, под ноги и по сторонам, иба тишина эта была обманчивой и в любую минуту могла взорваться уже знакомым резким выстрелом-выхлопом падающих глыб.
Дошли до узкой тропинки, которая проходила под угрожающе нависающими скалами. Хотя камни не падали и все казалось мирным и спокойным, но Динеш прошел вперед и, задрав голову вверх, замахал нам рукой, чтоб проходили побыстрее. Саша замыкал шествие и тоже смотрел вверх, подгоняя нас, и так и не разрешил мне остановиться, чтобы сфотографировать эти острые ощетинившиеся толстые каменные иглы, похожие на иглы какого-нибудь дремлющего сказочного дракона или, на худой конец, огромного дикобраза.
Наконец, добрались до того места, что пугало меня больше всего: туда, где, как нам сказали, дорогу совсем завалило и надо было спускаться к реке, чтобы идти по ее руслу. Спуск к реке мне представлялся очень сложным, если не сказать непреодолимым, как те из них, которые мы уже встречали на своем пути, когда проходили или проезжали вдоль реки. Но он, к моей радости, оказался вовсе не таким уж и страшным: мы с Леной храбро ринулись вперед и первыми спустились к руслу реки.
 |
И вот она – Ганга! Вернее – бурная Бхагиратхи, ее главный исток, который, много ниже по течению сливаясь в Девпраяге с прозрачной спокойной Алакнандой, и образует собственно реку Гангу.
Считается, что небесная река Ганга снизошла на землю и низвергла свои очищающие и живительные воды через отверстие, которое пробил в оболочке Вселенной большим пальцем левой ноги сам Господь Вишну.
С этим событием связана легенда, которая рассказывается в эпосе “Рамаяна”.
Царь Сагар, правитель Айодхьи и предок Господа Рамы, выполнил Ашвамедха Ягью – царское жертвоприношение коня – 99 раз. Но бог Индра, повелитель небесного царства, позавидовал царю Сагару и испугался, что тот станет могущественнее его самого. Он похитил коня, когда царь выполнял жертвоприношение в 100-й раз (что считается немыслимым оскорблением, так как никто не имеет права под страхом смерти коснуться или причинить вред жертвенному животному, которое перед ритуальным обрядом жертвоприношения свободно бродит в течении одного года везде, где ему вздумается), и спрятал его в хижине отшельника Капила Муни.
Царь Сагар отправил шестьдесят тысяч принцев на поиски коня, они добрались до хижины отшельника, наткнулись на коня и ошибочно решили, что именно отшельник его и похитил. Они напали на него, решив наказать за столь тяжкое оскорбление, а взбешенный таким неуважительным поведением Капила Муни, обладающий сиддхами, в ярости испепелил своим взглядом принцев, все шестьдесят тысяч голов.
Правитель был безутешен, ведь погибли все его сыновья. Капила Муни сказал ему, что теперь только целительные воды небесной реки Ганги смогут вернуть мертвых принцев к жизни. Если, конечно, царь сможет умилостивить богиню и правительницу снизойти на землю. Сагар долго умолял Гангу спуститься на землю, но богиня не вняла его мольбам.
Спустя много времени лишь благочестивому царю Бхагиратху – потомку царя Сагара – удалось помочь своему роду и умилостивить богиню. Царь Бхагиратх оставил свой трон, ушел отшельником в горы и начал свои аскезы и медитации, молясь за спасение душ своих предков. Бхагиратх молился, медитировал и соблюдал аскезы в течение тысячи лет, прося небесную Гангу снизойти на землю, омыть прах его предков, освободив их тем самым от проклятия отшельника, и позволить им уйти на небеса.
В конце концов Ганга, тронутая такой преданностью, согласилась спуститься на землю, но предупредила, что при спуске с небес на землю напор и вес ее вод может разнести в клочья всю землю и один лишь бог Шива – супруг ее младшей сестры Умы (Ганга и Ума, иначе – Парвати, были дочерьми бога Гималаев Химавата) – сможет выдержать всю тяжесть стремительного спуска Ганги с небес.
Царь Бхагиратх упросил Шиву помочь ему: Шива подставил свою голову и принял мощно хлынувший через пробитое Вишну отверстие во Вселенной поток небесной реки. Она, не причинив вреда земле, стекла по его густым спутанным волосам, и ее святые воды омыли прах предков царя Бхагиратха, неся им освобождение.
В честь этого знаменательного космического события Шива получил одно из своих 1008 имен – Гангадхара, “держатель Ганги”, а исток Ганги стал называться Бхагиратхи, в честь легендарного царя-подвижника.
Мы ведь так и не смогли дойти до ее истока – ледника Гомукх, что означает “морда коровы” – не омылись в ее ледяных прозрачных горных водах: камни перекрыли нам путь. Так что теперь это был наш шанс! И мы его не упустили.
Саша помедитировал и омылся в священных водах, мы с Леной последовали его примеру, погрузив стопы в холодные воды, зачерпывая ее ладошками и поливая себе на голову. Мы не торопились, ведь до Уттаркаши оставалось всего несколько километров, и их можно было проехать на машине, стоило нам только снова подняться по склону на дорогу в конце нашего пути по реке.
Идти по руслу было удобно, было не очень много воды, часть русла было обнажена, и я шла по нему, выбирая понравившиеся камешки на память и предвкушая скорое окончание нашего авантюрного похода.
Вскоре мы набрели на кучку местных, которые стояли на камнях и явно чего-то ждали: это была семья с тремя детьми, двое из них были совсем маленькие, старик и молодой парень.
Мы стали рядом с ними и принялись тоже ждать.
 |
Впереди, там, где предполагалось вновь подняться на дорогу – ибо в этом месте река разливалась, заполняя водой все русло и дальше идти по ней было уже невозможно – возвышался крутой, почти отвесный, склон, высотой примерно с трехэтажный дом. Наверху стоял неработающий бульдозер, рядом с ним был воткнут в землю красный флаг – знак опасности – который был виден издалека. Выше на горе на уступе, копошилось трое работников, убирая камни, которые время от времени падали себе спокойненько с высоты и скапливались в этом удобном углублении, просачиваясь ниже и угрожая, в конце концов, обрушить весь этот выступ, если их накопится достаточное количество. Собственно поэтому их периодически и убирали, просто сбрасывая вниз в реку. Рядом с бульдозером стояли двое полицейских и руководили работой. И не только работой.
 |
С этого отвесного склона призывно свисала толстая веревка. Когда до меня дошло зачем эта веревка висит и что с ней надо делать, мне тихо поплохело. Подтягиваться и взбираться по канату я не умела никогда. В школе на уроках физкультуры я беспомощной “сосиской” висела на нем и не могла подтянуть себя даже на полметра, а с тех пор прошло много лет, умения лазить по канатам я так и не приобрела и силы в руках вовсе не прибавилось, наоборот: руки – мое слабое место.
Другой дороги не просматривалось: надо было или взбираться метров десять по канату, или же поворачивать назад.
Расслабилась я преждевременно, а ведь можно было уже предположить, что Ганга просто так нас не отпустит.
Я посмотрела по сторонам в тайной надежде все-таки найти какой-то иной выход и наткнулась на Сашин испытующий взгляд. Он внимательно за мной наблюдал.
– Сможешь?
Сердце мое ухнуло куда-то вниз.
– Все-таки по канату полезем?
– А ты хочешь назад возвращаться? – ответил мне Саша вопросом на вопрос.
Назад мне не хотелось. Но и по веревке мне было не взобраться.
– Видишь, даже женщины и дети ждут, чтоб залезть.
Да-а, им-то что, они залезут, они-то к этому привыкшие, каждый день, небось, тут ходят. Бог мой, что за наказание такое!
– Лена говорит, что сможет взобраться. Мы взберемся. Остаешься ты. Сможешь?
Да, Лена сможет, Лена мне почти в дочки годится (ну, если бы я вдруг стала мамочкой в очень юном возрасте), она – спортивная, она вон перед поездкой три месяца специально бегала, готовилась. Хотя а мне кто мешал? Но разве я могла подумать, что мне придется по канату напоследок взбираться? И камнепады мне в голову как-то не приходили, а то непременно бы каску с собой захватила на всякий случай.
– Не бойся, я помогу тебе, мы тебя подстрахуем.
Я с тоской представила жалкую и печальную картину: моя далеко уже не изящная тушка совсем неэстетично болтается в воздухе, навсегда застряв где-то между вторым и третьим этажами и напрочь перекрыв собой путь к свободе всем вслед за мной ползущим. Тут даже бульдозер не поможет. Затем справедливо рассудив, что это будет славным испытанием для моего самолюбивого эго, я собралась с духом и выпалила, отрезав себе все пути к отступлению:
– Саша, не знаю смогу ли я взобраться наверх по веревке или нет, но попытаться я могу, правда, гарантий, что у меня это получится, никаких не даю.
Саша, словно фокусник, тут же вынул из кармана белые перчатки с пупырчатой поверхностью на ладонях, как будто специально предназначенные для подобного случая, и протянул их мне:
– На, надень, в них легче, руки не будут скользить по канату.
А тем временем, полицейский подал знак людям, что “восхождение” можно начинать.
Первыми полезла семья с детьми, мне даже страшно было на это смотреть: маленькие дети, погодки лет двух-трех, висели на спинах у отца и матери, крепко обхватив их шеи своими ручонками. Обошлось без детских жертв. Потом ловко взобрался парень с небольшим рюкзачком.
Настал наш черед. Первой пошла Лена, быстро и благополучно достигнув цели: наверху ей помогли выбраться полицейские.
Чему быть, того явно не удастся избежать: я подступилась к веревке. Поднимались мы налегке, рюкзаки несли наши носильщики. Саша проинструктировал меня: “Мы тебя подсадим снизу, а ты хватайся за канат и подтягивайся”.
Легко сказать – подтягивайся! От камня и то легче увернуться.
Итак: заход первый. Я схватилась за веревку, ребята подтолкнули меня, но на этом все и закончилось. Я, как и предполагалось, бесславно повисла в воздухе. Веревка нигде не была закреплена, кроме самого верха; она просто свисала 10 метров и от моих тщетных попыток упереться ногами только раскачивалась из стороны в сторону, увлекая за собой мое тело и довольно ощутимо брякая его о камни. Со стороны, наверное, я была похожа на извивающегося упитанного червяка, наживкой насаженного на крючок удочки. Меня упорно продолжали поддерживать снизу за ноги и подталкивать за попу, всячески подбадривая, но все было тщетно: мне стало ясно, что так мне точно не взобраться. Напоследок я больно стукнулась правым боком о скалу и прекратила свои “героические”попытки.
Саша тоже понял, что так я наверх не взберусь: канат следовало зафиксировать хотя бы где-то на середине подъема, а сделать это было невозможно – фиксировать его было нечем и не за что на этом отвесно гладком участке скалы. Он подумал с минуту и сказал, что сам полезет выше и зафиксирует канат собой: снизу меня подтолкнут наши спутники, а он, будучи наверху, подтянет меня за руку и подтолкнет дальше – выше. Я покачала головой:
– Саш, я же не тростинка, я же все-таки вешу не так мало...
– Не бойся, твой вес я выдержу, – улыбнулся Саша.
Наши носильщики переглянулись: участок скалы, где желательно было бы зафиксировать веревку, был почти отвесный, упереться ногами там было не на что; Саша впечатление альпиниста, суператлета и просто атланта не производил, и вообще – подавляющее большинство мужчин в его возрасте (и не только) спокойненько возлежат себе на своем любимом диване, просматривая последние новости в газете и поглядывая на телевизор.
– Are you sure? – недоверчиво уточнил Динеш, глядя вверх на скалу, а когда Саша коротко ответил “йес”, со смешанным чувством удивления и восхищения выдохнул:
– You are very dangerous man!
Cаша, не взяв предложенные мной свои же белые пупырчатые перчатки – они тебе самой пригодятся! – полез наверх, схватился левой рукой за веревку, скользя ногами по каменной поверхности, и, приняв относительно удобную позу, скомандовал: “Поднимайте!” Меня то есть, как какой-то мешок, набитый картошкой или еще чем покруче. “Эх!” – мысленно вздохнула я и сцепила зубы на счете “три!”. Снизу меня изо всех сил подтолкнули три пары индусских мужских рук, и я … снова повисла в воздухе. Сверху ко мне тянулась Сашина правая рука. “Давай, Кара! Давай, еще чуть-чуть наверх, подтянись!”. Сделав над собой неимоверное усилие – а, может, усилие сделали индусы, обреченно подставив под мои ноги свои тщедушные плечи, – я подтянулась это совсем немаленькое для меня “чуть-чуть” и вцепилась в спасительную Сашину руку.
И тут произошло нечто совершенно неожиданное не только для Саши и всех наблюдающих за разворачивающимся спектаклем, но и для меня самой. В тот миг, когда я схватилась правой рукой за Сашину руку, я разжала левую, которой держалась за веревку, и всеми своими килограммами повисла на Сашиной руке, который сам, в свою очередь, висел без упора, держась за веревку одной левой рукой. В цирке, например, в такие моменты в гробовой тишине начинает громко звучать барабанная дробь, подчеркивая кульминационный момент аттракциона.
Я посмотрела по сторонам в тайной надежде все-таки найти какой-то иной выход и наткнулась на Сашин испытующий взгляд. Он внимательно за мной наблюдал.
– Сможешь?
Сердце мое ухнуло куда-то вниз.
– Все-таки по канату полезем?
– А ты хочешь назад возвращаться? – ответил мне Саша вопросом на вопрос.
Назад мне не хотелось. Но и по веревке мне было не взобраться.
– Видишь, даже женщины и дети ждут, чтоб залезть.
Да-а, им-то что, они залезут, они-то к этому привыкшие, каждый день, небось, тут ходят. Бог мой, что за наказание такое!
– Лена говорит, что сможет взобраться. Мы взберемся. Остаешься ты. Сможешь?
Да, Лена сможет, Лена мне почти в дочки годится (ну, если бы я вдруг стала мамочкой в очень юном возрасте), она – спортивная, она вон перед поездкой три месяца специально бегала, готовилась. Хотя а мне кто мешал? Но разве я могла подумать, что мне придется по канату напоследок взбираться? И камнепады мне в голову как-то не приходили, а то непременно бы каску с собой захватила на всякий случай.
– Не бойся, я помогу тебе, мы тебя подстрахуем.
Я с тоской представила жалкую и печальную картину: моя далеко уже не изящная тушка совсем неэстетично болтается в воздухе, навсегда застряв где-то между вторым и третьим этажами и напрочь перекрыв собой путь к свободе всем вслед за мной ползущим. Тут даже бульдозер не поможет. Затем справедливо рассудив, что это будет славным испытанием для моего самолюбивого эго, я собралась с духом и выпалила, отрезав себе все пути к отступлению:
– Саша, не знаю смогу ли я взобраться наверх по веревке или нет, но попытаться я могу, правда, гарантий, что у меня это получится, никаких не даю.
Саша, словно фокусник, тут же вынул из кармана белые перчатки с пупырчатой поверхностью на ладонях, как будто специально предназначенные для подобного случая, и протянул их мне:
– На, надень, в них легче, руки не будут скользить по канату.
А тем временем, полицейский подал знак людям, что “восхождение” можно начинать.
 |
Первыми полезла семья с детьми, мне даже страшно было на это смотреть: маленькие дети, погодки лет двух-трех, висели на спинах у отца и матери, крепко обхватив их шеи своими ручонками. Обошлось без детских жертв. Потом ловко взобрался парень с небольшим рюкзачком.
Настал наш черед. Первой пошла Лена, быстро и благополучно достигнув цели: наверху ей помогли выбраться полицейские.
Чему быть, того явно не удастся избежать: я подступилась к веревке. Поднимались мы налегке, рюкзаки несли наши носильщики. Саша проинструктировал меня: “Мы тебя подсадим снизу, а ты хватайся за канат и подтягивайся”.
Легко сказать – подтягивайся! От камня и то легче увернуться.
Итак: заход первый. Я схватилась за веревку, ребята подтолкнули меня, но на этом все и закончилось. Я, как и предполагалось, бесславно повисла в воздухе. Веревка нигде не была закреплена, кроме самого верха; она просто свисала 10 метров и от моих тщетных попыток упереться ногами только раскачивалась из стороны в сторону, увлекая за собой мое тело и довольно ощутимо брякая его о камни. Со стороны, наверное, я была похожа на извивающегося упитанного червяка, наживкой насаженного на крючок удочки. Меня упорно продолжали поддерживать снизу за ноги и подталкивать за попу, всячески подбадривая, но все было тщетно: мне стало ясно, что так мне точно не взобраться. Напоследок я больно стукнулась правым боком о скалу и прекратила свои “героические”попытки.
Саша тоже понял, что так я наверх не взберусь: канат следовало зафиксировать хотя бы где-то на середине подъема, а сделать это было невозможно – фиксировать его было нечем и не за что на этом отвесно гладком участке скалы. Он подумал с минуту и сказал, что сам полезет выше и зафиксирует канат собой: снизу меня подтолкнут наши спутники, а он, будучи наверху, подтянет меня за руку и подтолкнет дальше – выше. Я покачала головой:
– Саш, я же не тростинка, я же все-таки вешу не так мало...
– Не бойся, твой вес я выдержу, – улыбнулся Саша.
Наши носильщики переглянулись: участок скалы, где желательно было бы зафиксировать веревку, был почти отвесный, упереться ногами там было не на что; Саша впечатление альпиниста, суператлета и просто атланта не производил, и вообще – подавляющее большинство мужчин в его возрасте (и не только) спокойненько возлежат себе на своем любимом диване, просматривая последние новости в газете и поглядывая на телевизор.
– Are you sure? – недоверчиво уточнил Динеш, глядя вверх на скалу, а когда Саша коротко ответил “йес”, со смешанным чувством удивления и восхищения выдохнул:
– You are very dangerous man!
Cаша, не взяв предложенные мной свои же белые пупырчатые перчатки – они тебе самой пригодятся! – полез наверх, схватился левой рукой за веревку, скользя ногами по каменной поверхности, и, приняв относительно удобную позу, скомандовал: “Поднимайте!” Меня то есть, как какой-то мешок, набитый картошкой или еще чем покруче. “Эх!” – мысленно вздохнула я и сцепила зубы на счете “три!”. Снизу меня изо всех сил подтолкнули три пары индусских мужских рук, и я … снова повисла в воздухе. Сверху ко мне тянулась Сашина правая рука. “Давай, Кара! Давай, еще чуть-чуть наверх, подтянись!”. Сделав над собой неимоверное усилие – а, может, усилие сделали индусы, обреченно подставив под мои ноги свои тщедушные плечи, – я подтянулась это совсем немаленькое для меня “чуть-чуть” и вцепилась в спасительную Сашину руку.
И тут произошло нечто совершенно неожиданное не только для Саши и всех наблюдающих за разворачивающимся спектаклем, но и для меня самой. В тот миг, когда я схватилась правой рукой за Сашину руку, я разжала левую, которой держалась за веревку, и всеми своими килограммами повисла на Сашиной руке, который сам, в свою очередь, висел без упора, держась за веревку одной левой рукой. В цирке, например, в такие моменты в гробовой тишине начинает громко звучать барабанная дробь, подчеркивая кульминационный момент аттракциона.
“Боже, что я делаю? Он же упадет!” – разумная мысль все-таки мелькнула у меня в голове, и я, скребясь ногами о камни, лихорадочно принялась ловить свободной рукой веревку, которой теперь вздумалось поиграть со мной в прятки и которая все норовила от меня ускользнуть.
"Ты что это делаешь? Хватай веревку!" – только и сказал Саша, удерживая меня (и себя тоже) мертвой хваткой примерно с минуту, пока я пыталась эту веревку поймать.
В конце концов мне удалось снова за нее схватиться и Саша стал подтягивать меня наверх. Это удалось относительно легко – с его помощью, – а вот дальше мне надо было лезть самой, и это был самый сложный и отвесный участок. С силой подтолкнуть меня наверх, ему, вися на одной руке, было довольно трудно, упереться ногами мне было не обо что, и Саша подставил под мои тяжелые трекинговые ботинки свою ладонь:
– Вставай!
– Тебе же больно будет!
– Вставай тебе говорят! Давай!
– Не могу-у!
– Кара, подтягивайся! Давай, ну! Ты сможешь!
Еще чуть-чуть!
– Не могу-у! Сил нет в руках!
– Зубами хватайся! Лезь, давай, ты сможешь! Немножко
осталось!
Не знаю каким чудом я все-таки подтянулась и не упала. Мысль о том, что, сорвись я сверху, то увлеку за собой и Сашу, и мы оба свалимся на острые камни, может, насмерть и не убьемся, но явно покалечимся, придала мне сил и я в конце концов вскорабкалась-таки по этой злосчастной веревке. Пытка сдачей норм ГТО благополучно закончилась, никто при этом не пострадал. Синяки на моем боку и ссадины на Сашиной руке и Динешевском плече в счет не идут, право же, это сущие пустяки.
Наверху меня ждала Лена. Ей не удалось запечатлеть для истории мое триумфальное восхождение ни на фото ни на видеопленку: полицейские не позволяли подходить близко к краю из-за возможного обвала или камнепада. Поэтому нам с Леной и не удалось подглядеть, как ждавший своей очереди старичок, увидев Сашу, фиксирующим собой веревку, и расценив свои возможности, подбежал, растолкав остальных, и полез наверх в справедливой уверенности, что Саша закинет наверх и его тоже. После старичка поднялся сам Саша, потом все трое наших спутников по очереди. Они все никак не могли придти в себя и все одобрительно повторяли "you are really very dangerous man", окончательно и бесповоротно зауважав нашего предводителя.
Мне так невдомек и осталось как и почему могла я, такая рассудительная и здравомыслящая, вдруг отпустить веревку, подвергнув таким образом Сашу и себя опасности. Наверное, мое внутреннее доверие ему настолько сильно, что, схватившись за его руку, я уже ощутила себя в безопасности и машинально, даже не задумываясь, отпустила все остальное. В тот момент, когда я повисла на его руке и осознала, едва веря себе, что же это такое натворила, я вдруг вспомнила картинку, которая за несколько месяцев до этого проявилась у меня в медитации и исчезла, как только я выказала удивление и принялась в нее вглядываться. А увидела я две руки: мужская, побольше и погрубее, держала женскую, меньше и тоньше, но не в рукопожатии, а как если бы женщина падала с высоты, с обрыва, например, а мужчина удерживал бы ее за руку. Только руки видела, больше ничего. Картинка была мне непонятна. До сегодняшнего момента. Это наши руки были – Сашина и моя.
Спасибо, Саша, что не выпустил мою руку из своей! И, пожалуй, на всякий случай, надо бы мне килограммов на десять похудеть. На будущее. Всяко легче будет. А то новое путешествие, кажется, намечается, ведь до Тапована мы так и не дошли.
В Уттаркаши приехали около часу дня на открытой “тарантайке”, обдуваемой со всех сторон ветерком. Шумно ввалились в уже знакомую гостиницу. На стойке регистрации нас узнали и несколько удивились, что в пути мы обросли людьми и нас стало в два раза больше. Наши носильщики заселились в ту же гостиницу, и она явно была им не по карману. Наш совместный поход на этом закончился. Мы оплатили, как было договорено, их услуги, в счет вошла гостиница рядом с ашрамом Пайлота Бабы, питание, транспорт, в общем, все расходы.
В конце концов мне удалось снова за нее схватиться и Саша стал подтягивать меня наверх. Это удалось относительно легко – с его помощью, – а вот дальше мне надо было лезть самой, и это был самый сложный и отвесный участок. С силой подтолкнуть меня наверх, ему, вися на одной руке, было довольно трудно, упереться ногами мне было не обо что, и Саша подставил под мои тяжелые трекинговые ботинки свою ладонь:
– Вставай!
– Тебе же больно будет!
– Вставай тебе говорят! Давай!
– Не могу-у!
– Кара, подтягивайся! Давай, ну! Ты сможешь!
Еще чуть-чуть!
– Не могу-у! Сил нет в руках!
– Зубами хватайся! Лезь, давай, ты сможешь! Немножко
осталось!
Не знаю каким чудом я все-таки подтянулась и не упала. Мысль о том, что, сорвись я сверху, то увлеку за собой и Сашу, и мы оба свалимся на острые камни, может, насмерть и не убьемся, но явно покалечимся, придала мне сил и я в конце концов вскорабкалась-таки по этой злосчастной веревке. Пытка сдачей норм ГТО благополучно закончилась, никто при этом не пострадал. Синяки на моем боку и ссадины на Сашиной руке и Динешевском плече в счет не идут, право же, это сущие пустяки.
Наверху меня ждала Лена. Ей не удалось запечатлеть для истории мое триумфальное восхождение ни на фото ни на видеопленку: полицейские не позволяли подходить близко к краю из-за возможного обвала или камнепада. Поэтому нам с Леной и не удалось подглядеть, как ждавший своей очереди старичок, увидев Сашу, фиксирующим собой веревку, и расценив свои возможности, подбежал, растолкав остальных, и полез наверх в справедливой уверенности, что Саша закинет наверх и его тоже. После старичка поднялся сам Саша, потом все трое наших спутников по очереди. Они все никак не могли придти в себя и все одобрительно повторяли "you are really very dangerous man", окончательно и бесповоротно зауважав нашего предводителя.
Мне так невдомек и осталось как и почему могла я, такая рассудительная и здравомыслящая, вдруг отпустить веревку, подвергнув таким образом Сашу и себя опасности. Наверное, мое внутреннее доверие ему настолько сильно, что, схватившись за его руку, я уже ощутила себя в безопасности и машинально, даже не задумываясь, отпустила все остальное. В тот момент, когда я повисла на его руке и осознала, едва веря себе, что же это такое натворила, я вдруг вспомнила картинку, которая за несколько месяцев до этого проявилась у меня в медитации и исчезла, как только я выказала удивление и принялась в нее вглядываться. А увидела я две руки: мужская, побольше и погрубее, держала женскую, меньше и тоньше, но не в рукопожатии, а как если бы женщина падала с высоты, с обрыва, например, а мужчина удерживал бы ее за руку. Только руки видела, больше ничего. Картинка была мне непонятна. До сегодняшнего момента. Это наши руки были – Сашина и моя.
Спасибо, Саша, что не выпустил мою руку из своей! И, пожалуй, на всякий случай, надо бы мне килограммов на десять похудеть. На будущее. Всяко легче будет. А то новое путешествие, кажется, намечается, ведь до Тапована мы так и не дошли.
 |
В Уттаркаши приехали около часу дня на открытой “тарантайке”, обдуваемой со всех сторон ветерком. Шумно ввалились в уже знакомую гостиницу. На стойке регистрации нас узнали и несколько удивились, что в пути мы обросли людьми и нас стало в два раза больше. Наши носильщики заселились в ту же гостиницу, и она явно была им не по карману. Наш совместный поход на этом закончился. Мы оплатили, как было договорено, их услуги, в счет вошла гостиница рядом с ашрамом Пайлота Бабы, питание, транспорт, в общем, все расходы.
Оплачивать им гостиницу в Уттаркаши мы не договаривались. Но они ее выклянчили у Саши. Он неодобрительно покачал головой, но деньги на гостиницу все-таки дал. Этот последний штрих, а также то, что они, не успев заселиться в гостиницу, опять принялись за алкоголь и пару раз заглядывали к нам, чтобы спросить как дела, едва держась на ногах, несколько подпортили впечатление.
Я очень устала, вымоталась и морально, и физически. Мне хотелось побыть одной, искупаться, наконец, постояв под горячим душем, вымыть как следует голову, выстирать грязную одежду – чистой почти уже не осталось – и просто спокойно полежать. Поэтому я отказалась от заманчивого предложения Саши и Лены пойти обедать в ресторан. Они были голодны и собирались устроить себе гастрономический праздник. У меня не было сил никуда идти, есть мне совершенно не хотелось, несмотря на то, что после завтрака ничего не ела. Вода у меня с собой была, и я осталась в номере медленно приходить в себя, пока они заказывали себе все блюда, какие предлагались в ресторане, и составляли себе полное впечатление о местной индийской кухне.
Я очень устала, вымоталась и морально, и физически. Мне хотелось побыть одной, искупаться, наконец, постояв под горячим душем, вымыть как следует голову, выстирать грязную одежду – чистой почти уже не осталось – и просто спокойно полежать. Поэтому я отказалась от заманчивого предложения Саши и Лены пойти обедать в ресторан. Они были голодны и собирались устроить себе гастрономический праздник. У меня не было сил никуда идти, есть мне совершенно не хотелось, несмотря на то, что после завтрака ничего не ела. Вода у меня с собой была, и я осталась в номере медленно приходить в себя, пока они заказывали себе все блюда, какие предлагались в ресторане, и составляли себе полное впечатление о местной индийской кухне.
Часа через три наша группа воссоединилась и настал момент выполнить обещанное жителям Гангнани. Но Динеш с компанией куда-то исчезли, не иначе как активно праздновали Ракшабандхан. Или активно скрывались от потенциальных сестер.
Всем известно насколько важны семейные и родственные отношения в Индии. Вплоть до того, что, в основном, люди женятся и выходят замуж до сих пор следуя традиции: супруга или супругу им обычно подыскивают родные, при этом из какой семьи будущий спутник или спутница жизни, пожалуй, важнее личных качеств избранника или избранницы. Ведь семья в Индии – это святое.
Всем известно насколько важны семейные и родственные отношения в Индии. Вплоть до того, что, в основном, люди женятся и выходят замуж до сих пор следуя традиции: супруга или супругу им обычно подыскивают родные, при этом из какой семьи будущий спутник или спутница жизни, пожалуй, важнее личных качеств избранника или избранницы. Ведь семья в Индии – это святое.
Мужа и жену выбирают, да, но братьями или сестрами нужно родиться, их-то не выбирают. Или это мы так думаем.
А вот в Индии братья и сестры бывают не только кровные, но и связанные обрядом, который называется ракхи: рахки-сестра или ракхи-брат, при этом такой вид родства приравнивается к кровному, со всеми вытекающими отсюда обязанностями и ограничениями.
А вот в Индии братья и сестры бывают не только кровные, но и связанные обрядом, который называется ракхи: рахки-сестра или ракхи-брат, при этом такой вид родства приравнивается к кровному, со всеми вытекающими отсюда обязанностями и ограничениями.
Праздник Ракхи бывает раз в году – в полнолуние месяца шраван по ведическому календарю, который приходится на июль - август – и называется Ракшабандхан: ракхи или ракша означает защита, а бандхан – узы, связь.
В этот день сестры проводят пуджу, молитвенное поклонение богам, мажут красной краской-синдуром лоб своим братьям и надевают им нить ракхи на запястье в знак своей любви к ним. Брат обязуется защищать свою сестру, оберегать ее и помогать, и дарит ей ответный подарок. Если брат живет далеко и у сестры нет возможности к нему приехать, то ракхи посылается по почте, как и ответный подарок брата.
По количеству браслетиков-ракхи на руках мужчин – а они их не снимают несколько дней – можно узнать сколько у него сестер, и не только родных по крови, но и названных.
Получить ракхи от девушки или женщины и стать ее названным братом – большая честь, отказываться от которой нельзя. И не случайно многие юноши в этот единственный в году день, когда любая девушка может выбрать его своим ракхи-братом, тщательно избегают встреч с теми, по которым тайно или явно вздыхают и не уверены в ответных чувствах, ибо зачастую девушка, чтоб избавиться от назойливого и постылого поклонника, который ей совсем не нравится, с легкостью может превратить его в брата, лишив его тем самым всякой надежды на взаимность и возможное супружество. Сердце его будет обливаться кровью, слезы выступят на глазах, но он ничего не сможет поделать, если девушка, которой он мечтает подарить весь мир, завладеет его рукой и повяжет ему свою священную нить ракхи.
Если, конечно, ей удастся отыскать его в этот день.
Выяснить где находится редакция газеты мы не смогли и позвонили нашей местной “палочке-выручалочке” – Мистеру Бхарти, сказали, что вернулись, и он тут же приехал к нам в гостиницу: нас он явно полюбил. Мы ему рассказали о том, что видели, и что жители деревни Гангнани попросили нас встретиться с журналистами и показали фото и видео их бедственного положения. Среди друзей Мистера Бхарти имелся журналист – Сунил Навпрабхат, тоже мистер. Инженер подчеркнул, что его друг – очень хороший и известный журналист. Мы ему поверили на слово, все равно у нас выбора не было. Мистер Бхарти позвонил своему другу, того информация заинтересовала и он сразу же выехал к нам.
Мы сидели у Саши и общались с инженером, когда к нам в комнату вошел худой невысокий человек в солнечных очках – непроницаемо черных, полностью закрывающих глаза. Журналист на английском не говорил, мой хинди явно не дотягивал до общения на такие серьезные темы, так что Мистер Бхарти послужил нам переводчиком. Мистер Навпрабхат принес в своем ноутбуке материалы, отснятые во время недавнего наводнения в Уттаркаши. Зрелище было, конечно, невероятное. В самом Уттаркаши человеческих жертв не было, всех эвакуировали из опасных зон, но вот материальных разрушений было очень много. Не веря своим глазам, я смотрела как меньше чем за минуту кренились и падали в воду целые здания. Пострадало и исчезло очень много домов, унесенных разбушевавшейся рекой. А вот крошечный храмик, посвященный богине Ганге, чудом держался в воде посреди грозной стихии: его река так и не унесла.
Мистер Навпрабхат посмотрел наши фотографии и любительские видео горного обвала, покачал головой при виде съезжающих почти на деревенскую гостиницу деревьев, кустарников и земли вперемешку с летящими камнями и отобрал то, что его больше всего заинтересовало для выпуска информативного ролика в вечерних новостях.
Выяснить где находится редакция газеты мы не смогли и позвонили нашей местной “палочке-выручалочке” – Мистеру Бхарти, сказали, что вернулись, и он тут же приехал к нам в гостиницу: нас он явно полюбил. Мы ему рассказали о том, что видели, и что жители деревни Гангнани попросили нас встретиться с журналистами и показали фото и видео их бедственного положения. Среди друзей Мистера Бхарти имелся журналист – Сунил Навпрабхат, тоже мистер. Инженер подчеркнул, что его друг – очень хороший и известный журналист. Мы ему поверили на слово, все равно у нас выбора не было. Мистер Бхарти позвонил своему другу, того информация заинтересовала и он сразу же выехал к нам.
Мы сидели у Саши и общались с инженером, когда к нам в комнату вошел худой невысокий человек в солнечных очках – непроницаемо черных, полностью закрывающих глаза. Журналист на английском не говорил, мой хинди явно не дотягивал до общения на такие серьезные темы, так что Мистер Бхарти послужил нам переводчиком. Мистер Навпрабхат принес в своем ноутбуке материалы, отснятые во время недавнего наводнения в Уттаркаши. Зрелище было, конечно, невероятное. В самом Уттаркаши человеческих жертв не было, всех эвакуировали из опасных зон, но вот материальных разрушений было очень много. Не веря своим глазам, я смотрела как меньше чем за минуту кренились и падали в воду целые здания. Пострадало и исчезло очень много домов, унесенных разбушевавшейся рекой. А вот крошечный храмик, посвященный богине Ганге, чудом держался в воде посреди грозной стихии: его река так и не унесла.
Мистер Навпрабхат посмотрел наши фотографии и любительские видео горного обвала, покачал головой при виде съезжающих почти на деревенскую гостиницу деревьев, кустарников и земли вперемешку с летящими камнями и отобрал то, что его больше всего заинтересовало для выпуска информативного ролика в вечерних новостях.
В какой-то момент он снял свои черные очки: таких глаз я не видела никогда в жизни. У него был сильнейший конъюнктивит, белки были сплошного ярко-красного цвета. Бедняга был похож на злодея-вампира из какого-нибудь фильма ужасов. Видимо, конъюнктивит доставлял ему сильные страдания, особенно когда он моргал, потому что, хотя он и старался делать это как можно реже, но моргать все равно приходилось, и тогда он морщился от боли. Он объяснил, что в глазах сильные рези.
 |
Я вопросительно посмотрела на Сашу. Он понял мой взгляд и ответил: “Я уже работаю с ним, ему скоро станет лучше”. Потом он предложил журналисту свою помощь и сказал, что может облегчить его состояние. Тот с любопытством согласился. Инженер тоже принялся с интересном наблюдать за процессом. Саша попросил журналиста снять очки, поднес ладони к его глазам и закрыл свои. Сеанс длился около двух минут. Под конец журналист заморгал. Он удивленно сказал, что почувствовал сильный жар в глазах и в голове и что ему стало легче: он смог моргать и было уже не так больно. Саша сказал ему, что через часа два-три ему станет намного лучше, а назавтра все пройдет.
Проверить как быстро прошел у него конъюнктивит не удалось - назавтра нас уже в Уттаркаши не было, но к вечеру нам позвонил возбужденный Мистер Бхарти и восторженно сообщил, что ему только что позвонил его друг и сказал, что ему не только уже не больно, но и краснота глаз заметно уменьшилась и он чувствует себя гораздо лучше. И до этого инженер очень уважительно относился к Саше – беседы в Дарасу и Сашино участие в отношении юного сына инженера сыграли свою роль – но после исцеления или заметного облегчения состояния больного друга, Саша стал его кумиром.
На следующий день он с утра перед работой забежал в гостиницу, чтобы попрощаться и, расставаясь с нами, сокрушенно качал головой и по- детски твердил, что хотел бы, чтобы мы втроем навсегда остались в его родном Уттаркаши. Остаться мы не могли: каждого из нас ждал дом, работа, семья, обязанности, словом – повседневные будни. Но мы обещали Мистеру Бхарти непременно вернуться в следующем году и взять его с собой на Тапован.
