От древних стен Храма Литературы мы по широкой улице Чу Ван Ан проследовали в парадный квартал Ханоя.
Традиционные ханойские дома с минимальными фасадами постепенно уступили место респектабельным особнячкам с флагами иностранных государств над входами – это был район иностранных посольств и представительств.
Всего пятнадцать минут назад нас окружали древние постройки Храма Литературы, и вот - совершенно другая эпоха, витрина вьетнамского социализма.
Мы вышли на ханойскую Красную площадь.
Конечно, площадь здесь Красной не называется, а называется Ба Динь. Что это означает? Я загнал сочетание Ba Đình в гугловский переводчик и получил, что это не что иное, как «площадь Трёх Семей». Задумался о символичности названий и стал строить предположения, какие три семьи имеются в виду.
Сомнения разрешила всезнающая wiki: Три Семьи / Ба Динь – это имя небольшого городка в горном Вьетнаме (знаменитого, кстати, ещё и древним храмовым комплексом), где в 1886 году произошло антифранцузское выступление, положившее начало национально–освободительному движению Индокитая. Такое название, подчеркивающее преемственность поколений борьбы за независимость, было присвоено площади после того, как Хо Ши Мин 2 сентября 1945 года здесь произнёс эпохальную речь, провозгласив независимость Вьетнама.
Основное пространство площади Ба Динь разбито на 240 аккуратных квадратных газонов, разделённых дорожками из каменных плит. Число 240 символизирует области Вьетнама – за каждым регионом закреплена своя лужайка. Во время праздничных демонстраций на газонах проходят выступления народных коллективов, в остальные дни площадь демократично предоставляется любителям оздоровительной гимнастики или просто прогуливающимся добропорядочным гражданам.
Когда мы подошли к площади, она была залита солнечным светом. Возможно, в апреле - мае на ней было бы жарковато, но в конце декабря нас солнце только порадовало. Пользуясь комфортной погодой, на площадь Ба Динь пришло, кроме нас, ещё много зевак-иностранцев, желающих поглазеть на главные здания столицы - президентский дворец, мавзолей Хо Ши Мина, музей и мемориальный домик первого вьетнамского президента (а заодно и на старинную Пагоду на одном столбе. Точнее, на её копию – пагода была сожжена зловредными французами при отступлении).
Но особенный интерес у туристской тусовки вызывает утренняя смена караулов перед мавзолеем.
Опять же, не обойтись без сравнения вьетнамских гвардейцев с ротой почётного караула Кремлёвского полка. Наши ребята смотрятся солиднее, движения чётче, шаг твёрже. Вьетнамские солдатики в белых мундирчиках выглядят немножко опереточно. Но всё равно, все с удовольствием пощёлкали затворами фотоаппаратов в сторону мавзолея.
Надо сказать, что существует завещание Дядюшки Хо, в котором он просил своё тело кремировать, а прах захоронить в трёх урнах в Северном, Южном и Центральном Вьетнаме. Но коммунистические наследники сочли такие похороны недостаточно помпезными, поэтому советскими специалистами к 1975 году было возведено здание мавзолея, куда и поместили забальзамированное тело Хо Ши Мина.
Даже если бы я не сказал, что мавзолей спроектирован советскими архитекторами, вы бы сами догадались по внешнему виду. Ленинская усыпальница работы Щусева претерпела в новом воплощении минимальные изменения, ступенчатая пирамида чуть прибавила в высоту за счёт надстройки с колоннадой. Эти колонны придали ханойскому мавзолею более классический, «античный» вид, избавив его от каббалистической мрачности московского.
Когда мы с Таней вышли на площадь Ба Динь, ежедневный допуск к телу дядюшки Хо уже прекратился. Меня это известие расстроило не сильно (я и мёртвого Ильича-то не видел, и не жалею), а вот Тане хотелось посмотреть на мумию, не из идеологических пристрастий, а как на диковинку.
А вот для всех вьетнамцев Хо Ши Мин был и остаётся непререкаемым авторитетом, чуть ли не родственником (не зря его имя часто употребляют в сочетании со словом «дядюшка». Причём, это звучит довольно искренне, в отличие от ироничного «дедушка Ленин» эпохи застоя).
Давайте на пару минут остановимся перед мавзолеем и вспомним деятеля, чьё тело покоится внутри здания.
Хо Ши Мин родился в семье сельского интеллигента, в деревушке провинции Нгеан. Никто тогда не догадывался, что ребёнка следует назвать «дядюшка Хо», поэтому мальчик получил имя Нгуен Шинь Кунг. При поступлении в школу, по вьетнамскому обычаю, ему сменили детское имя на взрослое и назвали Нгуен же, но Тат Тхань. Мальчику так понравился процесс перемены имени, что он много раз прибегал к этому приёму в своей последующей жизни, пока не остановился на привычном нашему уху Хо Ши Мине. А сколько у него было за долгие годы жизни псевдонимов, не мог сказать ни он сам, ни нынешние вьетнамские историки. Историки насчитали 600 партийных кличек коммунистического лидера, после чего сбились, перессорились и начали считать заново, каждый по своей методике.
Совсем пацаном Нгуен нанялся матросом на иностранное судно и начал свой долгий и многотрудный путь к посту Президента Вьетнамской республики. За это время поработал в Англии, США и Франции (примкнул там к местным коммунистам), затем перебежал в СССР, где молодой вьетнамец попал на глаза коммунистическим бонзам и был назначен представителем угнетённого Индокитая в третьем Интернационале. С тёплого представительского места в Москве его перебросили ближе к Вьетнаму – Нгуен (впрочем, к тому моменту его уже звали Ли Цюй) стал советником консульства СССР в китайском городе Кантон. Он выполнял щекотливые задания, не всегда совместимые со званием дипломата и закономерно мог надолго застрять, в конце концов, в гоминдановской тюрьме. Но судьба хранит дядюшку Хо, к тому времени сменившего имя на «товарищ Выонг», и после нескольких арестов и побегов он перебирается в Сиам, затем в Гонконг, везде по пути своего следования основывая партии, союзы и коммунистические газеты.
В 1934 году Хо Ши Мина возвращают в Москву, на переподготовку (к тому моменту концепция освобождения трудящихся Востока сменилась, Троцкий с его теорией перманентной революции уже не котировался).
Что любопытно, в Москве он встречается с Осипом Мандельштамом (мир тесен!) и очаровывает его до такой степени, что Мандельштам пишет восторженный очерк «Нюэн-Ай-Как» (так к этому моменту именовался наш революционер). Видимо, действительно дядюшка Хо обладал харизмой, был сильной личностью.
Возможно, Мандельштам разглядел в нём и собрата по перу – Хо Ши Мин был к этому моменту автором нескольких десятков стихотворений, написанных, в основном, на нарах во время отсидок.
Главную свою поэтическую книжку, сборник «Тюремный дневник», Хо Ши Мин сочинил уже после встречи с О.Мандельштамом, в 1942 году в чанкайшистских застенках.
Я полюбопытствовал в интернете стихами Хо Ши Мина (разумеется, в переводе на русский), и могу сказать, что это не самая высокая вершина поэзии (ИМХО, конечно). Чем-то напоминает тексты современных реперов:
По горным опасным тропам я шел,
Но лишь в низине капкан нашел.
В горах и тигр не смел меня тронуть.
В стране людей я в тюрьму вошел.
Прислал вьетнамский народ меня.
Высокое звание гостя храня,
Не ждал я встречи с диким тайфуном,
Зато меня ждала западня.
Пришел я в Китай с открытым лицом,
А назван лазутчиком и лжецом.
Конечно, жизнь - не легкое дело.
Трудней всего быть честным бойцом!
Перевод здесь Павла Антокольского и я не думаю, что известный советский поэт и переводчик сам приплёл реперский размер и отглагольную рифму первого четверостишия (шёл – нашёл – вошёл).
С другой стороны, попробуйте сложить вирши получше, не позвякивая ложечкой в стакане чая за письменным столом, а гремя кандалами на этапе под проливным дождём или палящим солнцем (не дай Бог, конечно).
На каждого миска воды в темнице.
А что с ней делать - сам назначай:
Заваришь чай - не хватит умыться,
Умоешь лицо - не заваришь чай.
И ещё ма-а-аленькая деталь: Хо Ши Мин писал стихи на древне-китайском литературном языке вэнъян. Такая у него была причуда.
Хотя, по большому счёту, дядюшка Хо запросто мог писать стишки и на французском, и на английском, и на русском языках, не говоря уж о вьетнамском. Но не хотел – древне-китайский ему казался более благозвучным.
Главная заслуга Хо Ши Мина перед вьетнамским народом, конечно, это не его стихотворные опусы, а руководство Вьетнамом в тяжелейшие годы испытаний. Сначала он побеждает французов (нарушая при этом предварительно заключенные с ними соглашения, но кто же сейчас в мире соблюдает соглашения?), а потом возглавляет народ в борьбе с сильнейшей капиталистической державой мира – с Соединёнными Штатами Америки.
Разумеется, Вьетнам не выстоял бы в одиночку, не помогли бы ни тайные тропы Хо Ши Мина, ни бесстрашие вьетконговцев и самоотверженность жителей Северного Вьетнама. Только помощь СССР и Китая помогла вьетнамцам во главе с дядюшкой Хо победить неимоверно сильного противника.
Обратите внимание: середина шестидесятых, СССР и маоцзедуновский Китай относятся друг к другу крайне враждебно, порой доходя до локальных вооружённых столкновений, а Вьетнам совмещает эти два непримиримых государства в роли своих спонсоров.
Здесь тоже заслуга Хо Ши Мина, мотавшегося между Москвой и Пекином и находившего аргументы для получения немалой помощи и там, и там. Ласковый телёнок двух маток сосёт, как говорится.
Ещё одной характерной чертой Хо ши Мина являлся его аскетизм и непоказная скромность в быту. Он носил неизменную военную блузу, жил в своём домике на сваях, лишённом элементарных удобств, как миллионы его соотечественников. В роскошный президентский дворец, оставшийся от французов, входил только для торжественных приёмов.
Неудивительно, что в народе живёт не просто благодарное, но тёплое и искреннее чувство к отцу-основателю нынешнего Вьетнама. Иначе бы не печатали его портрет на всех дензнаках.
Ну вот, вместо обещанных двух минут задержал вас у мавзолея на все пятнадцать… Оглянемся вокруг ещё раз, прежде чем покинуть это пафосное место и поспешим далее.
Впрочем, спешить нам уже особо и некуда, за два дня осмотра памятников мы освоили намеченную программу-минимум (именно минимум. В Ханое ещё очень много памятников «второго плана», мы их оставили на следующий приезд), оптичили достопримечательности, так что теперь можно просто гулять, не спеша и бесцельно.
И мы пошли гулять по дороге, а на пути увидели Флаговую башню, построенную в 1812 году как пункт военного наблюдения и основа новой цитадели (саму цитадель так и не пстроили, поскольку столица была перенесена в Хюэ), потом встретили памятник Ленину, вокруг которого молодёжь каталась на роликах и скейтах. На другой стороне улицы расположился Военный музей, но вид Советских танков и орудий нас не соблазнил и мы прошли мимо, и так шли до самого квартала 36 улиц, заходя по дороге в лавочки художественные и не очень, потом пообедали не спеша, обсуждая увиденное.
За послеобеденным кофе (и пивом) стали строить планы на вечер.
И тут мне в голову пришла замечательная идея (это мне тогда она показалась замечательной. Наверно, пиво было не свежее) – а не попрощаться ли нам с добрым городом Ханоем прогулкой по берегу Красной реки? Нет, в самом деле, какое-то маленькое озерцо мы обошли уже раз пять, а Красную реку так и не навестили.
А это же так романтично – выйти в сумерках на гранитную набережную, вдохнуть речной воздух полной грудью, увидеть, как тают в лучах угасающего солнца силуэты домов на противоположном берегу… И смотреть на мерцающую реку, неспешно несущую свои воды океану, и думать умиротворённо о чём-то хорошем.
Тем более, здесь до реки, по моим прикидкам, метров шестьсот. Засветло успеем!
Таня послушно поднялась, допив кофе, мы повернулись спиной к заходящему солнцу и пошли к реке рука об руку.
Метров через триста дорогу нам преградила оживлённая магистраль. Мы к этому времени уже овладели искусством перехода ханойских дорог – нужно элегантно поднять одну руку и идти на противоположную сторону ровно и не быстро, печально глядя в глаза приближающемуся транспортному потоку. Поток из двух-, трёх- и четырёхколёсных транспортных средств не остановится, но расступится и плавно обойдёт вас, при этом не сбившись со скорости и направления (только, я вас прошу, не повторяйте этот опыт в Индии и России!!!)
За магистралью туристами уже не пахло, но пахло отсутствием канализации. Судя по внешнему виду окружающих домов, этот квартал был ровестником квартала 36 улиц. А уж то, что строения в последние 500 лет не знали ремонта, это точно. Да и лица кругом стали всё больше озабоченные, усталые, хмурые. Не располагающие к себе лица, так бы я сказал.
Скоро эта мрачная улица упёрлась в какие-то заросли, совершенно не похожие на гранит набережной. Заросли гниловато воняли болотиной и ещё чем-то нехорошим. Вдыхать эти миазмы полной грудью просто не хотелось. Судя по пройденному расстоянию, это и был берег Красной реки.
А тут и стемнело. Элегическое настроение почему-то покинуло нас, мы решили не настаивать сегодня на более плотном свидании с речкой и тем же путём быстро вернулись в старый квартал.
Пришлось нам прощаться с Ханоем по старинке, в очередной раз обходя окрестности любимого озера Хоанкием.
А речку мы всё-таки увидели на следующее утро из окна автобуса, покидая Ханой. Оказывается, набережной у Красной реки нет, а правый (наш) берег заболочен и… э-э…грязноват.
