ГЛАВА XVIII
Прощание Shokа — рыдание и слезы — траурная процессия — несчастные отец и мать — пьяницы Kachi и Dola — тревожные моменты — разрушенный мост.
Наступил день моего отъезда. После наступления темноты перед моим домом собралась толпа Shokas. Я попрощался со своим хозяином Зеэрэмом, его женой и детьми, которые со слезами в глазах желали мне божьего покровительства.
«Селям, сагиб, селям!» повторял Захерам, рыдая и поднося почтительно к лбу свою руку. «Вы знаете, сагиб, что лошадь идет к лошади, тигр к тигру, як к яку, а человек к человеку. Дом одного человека - дом для другого человека, неважно отличается ли цвет их кожи или нет. Поэтому я благодарю Бога, что Вы поселились под моей скромной крышей. Вам, должно быть, было у нас не очень неудобно, потому что вы, сагибы, приучены к роскоши. Я - всего лишь торговец и крестьянин. Я беден, но я обладаю большим сердцем. Вы, в отличие от других сагибов, всегда были со мной любезны, и не только со мной, но и со всеми Shokas. Мы считаем вас нашим братом. Вы делали нам подарки, но нам были нужны не они. Единственный подарок, которого мы желаем, и на который надеемся - это чтобы вы вернулись из своей рискованной поездки, и что после этого вы пошлете нам сообщение, что с вами все в порядке - вот это будет нам настоящим подарком. Мы будем все молиться день и ночь за вас.».
Меня очень тронули эти слова моего простого друга, и я ответил ему, что надеюсь однажды воздать ему должное за его доброту. Когда я спустился вниз, во дворе меня ждала настоящая толпа. Все хотели проститься со мной. Мужчины брали мою правую руку и в их и касались ей своих лбов, горюя о моем отъезде. Женщины мягко касались рукой моего лица и говорили «Niku tza» («Подходите», «Прощайте»). Это типичное прощание Shoka с друзьями, которые отбывают в отдаленные земели.
Семья моего хозяина Захерама на крыше их дома
Во главе процессии я направился к узкому крутому спуску к Чонгур-Бридж. В пути я подошел к дому Качи (моего проводника), где попрощался с его семьей.
Самого Качи не было - мне сказали, что он ждет меня впереди
Качи и его семья
Более жалобную процессию невозможно себе предствавить. Слабые лучи новолуния усугубили меланхоличность сцены, и странно печально в ночи звучали шаги, даже эти звуки передавали грустное состояние сокрушенных людей. Все это заставило меня чувствовать себя так, как будто я присутствовал на своих собственных похоронах. Я попросил провожающих вернуться домой, и один за другим они походили ко мне, чтобы охватить мои ноги и держать мои пальцы. Затем, скрывая свои лица в ладонях рук, один за другим они уходили за высокий утёс исчезая, как фантомы. Но приблизительно двадцать или тридцать человек настояли на том, чтобы сопроводить меня меня вниз к реке.
По дороге я натолкнулся на взволнованную фигуру старухи, рвущей на себе волосы и громко кричащей. Она бросилась мне в ноги, прося меня, чтобы я позаботиться о ее сыне. Это была несчастная мать Кэчи. Я успокоил ее как мог, тут же был и отец Качи - старый добрый Джуни, со слезами, текущими по его щекам, он стал нежно со мной прощаться.
«Где Ваш сын?»
«Вы найдете его немного дальше вниз, сагиб».
Я нашел Качи — вместе с четырьмя другими людьми, лежащими кучей на земле. Один из них попытался встать со словами: «Kachi, вставай, вот сагиб», и затем снова рухнул в общую кучу. Ни Качи, ни другие не подавали признаков жизни - они были в состоянии безнадежного опьянения.
Около Качи лежал Дола, его дядя, который, так же, как и Качи, был нанят мной как переводчик, перевозчик, камердинер и повар. Он был своего рода сокровищем, чтобы быть оставленным вот тут так просто валяться на дороге, и все же, теперь, когда я хотел действовать быстро и решительно, я должен был всё хорошо взвесить: взять ли с собой эти два полутрупа? В состоянии ли мы будем пройти незаметно мимо осторожной тибетской охраны на Чонгур-Бридж несколькими сотнями ярдов дальше, отягощенные двумя полумертвыми пьяницами ?
Я решил попробовать. Захватив каждого из них под их подмышки, я поддерживал их, сохраняя в вертикальном положении. Это была нелегко, и я чувствовал, что наша скорость постепенно падала, когда я шел с с ними вниз по крутому и скользкому следу. Мы достигли основания холма, и это было поразительно, что мы не свалились в реку. Как только мы остановились, мои два мужчины упали в обморок снова, и я был так истощен, что должен был сесть и отдохнуть.
У Качи Рама немного прояснились мозги, он открыл глаза, пристально посмотрел вокруг и видел меня - как будто впервые той ночью.
«Сагиб!» он воскликнул с длинными паузами между каждым словом, «Я пьяный!»
«Это довольно верно», сказал я.
«У Шокас есть эта дурная привычка», продолжал он . «Я должен был выпить chökti со всеми своими родственниками и друзьями до отъезда в это долгое путешествие. Они были бы оскорблены, если бы я не разделил с каждым чашку вина. Я теперь вижу, что все вращается. Пожалуйста, поместите мою голову в холодную воду. О! луна трясется и теперь находится под моими ногами!»
Я выполнил его просьбу и макнул его в ледяные воды Кали. Однако это не возымело эффекта и он опять уснул.
Чонгур-Бридж до разрушения
Некоторые трезвые Shokas предложили мне нести двух беспомощных мужчин на их спинах. Мы тратили впустую бесценное время, и небо становилось темнее. Когда луна исчезла позади высокой горы, я пошел вперед на разведку. Все было темнотой, но для мерцания блестящей звезды тут и там в небе. Я сползал к мосту и послушал. Не звука, не света на противоположном берегу не было. Вокруг стояла тишиной, мертвая тишина природы и спящей человеческой жизни.
Я остановился на мосту. Этот мост проложен через огромный валун в центре потока. На самом деле, получается, что тут есть два отдельных моста, ведущие с противоположных берегов к этому валуну в центре грозной реки. Я перешел осторожно через первую часть, выдержал паузу и послушал пространство, сидя на скале, делящей пенящиеся воды, и пытаясь проникнуть через мрак. Не было души, ни звука. Я перешел через скалу и начал продвигаться по второй половине моста, когда к своему ужасу обнаружил, что эта вторая половина моста частично обломилась. Вся секция разрушилась, и за исключением длинного луча, все еще качающегося туда и сюда с одним концом в мутном потоке.
Я возвратился к своим мужчинам.
"Мы должны продолжить наш путь на этой стороне реки", шепнул я им. "Тибетцы разрушили мост".
"Дорога есть", ответили они, "но это непроходимо ночью".
"ладно уж; мы должны пройти.". И я возглавил тихую процессию.
Мы пошли приблизительно с милю. Еще одна дилемма: Качи и Дола все еще крепко спали. Другие, усталые от переноса их, хотели возвращаться. Небо окончательно заволокло тучами: надвигался дождь.
Я чувствовал, что было бесполезно сопротивляться. Двух пьяных существ тут около воды положили под старым сараем, и хорошо прикрыли одеялами, я возвратился в Garbyang с намерением стартовать незадолго до восхода солнца, когда алкоголики, вероятно, будут готовы идти сами
