Во, изваял по-новой продолжение рецензии! Ходите в оперу, граждане! Или хоть слушайте!
А теперь – большая ложка дегтя, уже понимаете – от кого…
Еще одно «проникновенье наше по планете» - режиссер Большого театра Дмитрий Черняков. В 2006 г. он поставил в Большом скандального «Евгения Онегина». Вот, что написала по этому поводу Галина Вишневская: «Я сходила на премьеру "Евгения Онегина" в Большом театре, и меня охватило отчаяние от происходящего на сцене. Я двое суток не спала и написала письмо директору. О том, что я отказываюсь от празднования юбилея в этом театре. Выходит, зря прожита жизнь и зачем дальше вообще учить, если Большой театр выпускает такое...». Я склонен доверять вкусу лучшей «нашей» меццо всех времен, а потому, посмотрев еще и фрагменты скандальной постановки, твердо решил: а) на этот спектакль я не ходец; б) увидав в афишах фамилию Черняков – сто раз подумаю, стоит ли смотреть. На последнюю его «Руслан и Людмилу», где Людмиле (это божественной Шагимуратовой!) тайский массаж делают, Бог меня хранил не попасть. Но тут я не уберегся, думал, Брюссель, Европа…
Лирическое отступление. Помните знаменитую сцену суда в «Мимино»? Цитирую не дословно, но близко к тексту: «Когда я в Москве проезжаю мимо станции метро «Багратионовская», у меня в глазах стоят слезы. Это слезы радости. Потому, что великий полководец был таким же, как и я, грузином. Сегодня же, когда я стою тут перед вами, у меня в глазах тоже стоят слезы. Но это – слезы стыда. Потому что обвиняемый – тоже грузин». Также и я. СЛУШАЯ эту оперу, я был горд, что «вже не вмерла» великая экс-советская оперная школа, не сгинула! Но когда я ее СМОТРЕЛ – был готов со стыда сгореть. И вот, почему.
Этот «новатор», ессно, «перенес действие в современность». Да, это модно, и на костюмах экономишь (что-то никому в голову не приходит действие в палеолит перенести, еще больше бы сэкономили!). Правда, название «Трубадур» как-то несовременненько звучит… Обозвал бы , что ли, «Труба дур»: так зато звучит эротичненько. Одна беда, что «мировая общественность» в русском не сильна… Ладно, это еще даже не полбеды, а самая малая толика.
Не обратим внимание и на мелочи, вроде той, что весь спектакль бедные артисты вынуждены надираться и обливаться красным вином, пивом и кока-колой, жрать чипсы из ближайшего супермаркета: в конце концов, - издержки профессии, может, им даже это нравится. Но зачем же делать все, чтоб певцу было как можно неудобнее петь! Здесь режиссерский раж, похоже, полностью на это нацелен. Во-первых, они, кроме того, что поют иной раз с набитым чипсами ртом, так в промежутках между едой, питьем и пением еще и вынуждены постоянно курить (именно курить, а не имитировать курение!). Бедная Азучена! Итак голос стареет и садится… Во-вторых, как можно заставлять артиста петь спиной даже не то, чтобы к зрителю, а к дирижеру! Они же друг друга видеть должны! Как только, бедные, справлялись! Но и это не вся беда, этот гад заставляет их петь из самых неудобных положений! Представляете оперу про йогов, и они поют из всевозможных йожеских поз? Вот-вот, что-то в этом роде.
А самое главное – это то, как горе-новатор поступил с либретто. Как бык с овцой (или как Тузик с грелкой – как кому нравится): он его просто порвал и вышвырнул! Либретто всегда было самым слабым звеном в опере. Ибо есть замыслы самого композитора, постановщика премьеры, с которым работает композитор, художника… Либреттисту по сто раз приходится переписывать мизансцены. То слишком много согласных в тексте, то буква Ы на самой верхней и длинной ноте… То художник решит героя в серо-буро-малиновое нарядить, а из текста понятно, что он в зеленом… И в новых постановках это решаемые вопросы, при достаточном чувстве вкуса и меры. Но как можно взять, и выкинуть двух, пусть и второстепенных, персонажей?! Авторы думали, слова и музыку писали, а тут реплики и музыкальные номера «сокращенных» персонажей рассовали по оставшимся, как бы глупо и не характерно это не звучало… И вместо того, чтобы остальным, кроме поющих, отойти на задний план, а еще лучше – вообще отдохнуть за кулисами, вся пятерка вынуждена то в мимансе участвовать, то впятером сидеть на трехместном диване – короче, глаза мозолить. А то еще и целый акт валяться в неудобной позе, изображая покойника. Особенно старичка Фурланетто жалко – разобьет ведь радикулит старенького!
Как апофеоз бреда сивого Чернякова – краткое изложение нового либретто. Действие происходит в одной комнате на протяжении всего спектакля (директор театра на радостях, небось, еще и приплатил Чернякову, что не надо каждый акт декорации менять!). Некая хозяйка квартиры Азучена (в исходном варианте полусумасшедшая цыганка-колдунья, а здесь – психоаналитик!!!) приглашает к себе своих родственников-пациентов на групповой сеанс психотерапии, где предлагает им избавиться от тайных вожделений и комплексов путем ролевых игр. Сдается мне, что этот материал на практике хорошо знаком Чернякову! Понятное дело, такой идиотизм ничем хорошим закончиться не может, поэтому граф ди Луна (это он исходно граф, а здесь – рядовой параноик) окончательно сбрендивает, и берет всех в заложники (заметим, один – четверых!) Остальные, включая почти двухметрового Дидыка, этому шибздику даже не сопротивляются. А напротив, дают возможность псевдографу шлепнуть из пистолета старичка Феррандо (изначально – начальника стражи), а также в особо извращенной форме изнасиловать Леонору (хорошо, что не всех подряд, включая оркестр и зрителей в зале!), которая, мучимая разноречивыми чувствами, вроде и сама не против… Но уже на пыльных сценических досках, она осознает, как низко она пала, а посему спев дуэт с экс трубадуром (ныне работником шоу-бизнеса) Манрико, и хорошенько объяснившись с ним во взаимной любви (хорош, главный герой, все изнасилование просидел в закутке!), она травится, как и положено в оригинале. Но здесь это приходится делать с помощью чипсов и кока-колы (каков замысел!). Не знающий укороту бесстыдник ди Луна, вволю поиздевавшись, пристреливает и Манрико, на глазах у связанной и просидевшей на полу два акта Азучены. Тут-то в лучших традициях индийского кинематографа мстительная Азучена говорит ему, что это вовсе не ее сын, а наоборот, его, дилунин, брат, а Манрико она украла и усыновила, т.к. их семейка убила ее собственного сына (в оригинале еще лучше – она сама, по ошибке, бросила собственного сына в огонь, почему и страдала). Нимало не страдая, что хоть и приемный, но все же сын убит, она с чувством мстительного удовлетворения принимает от ди Луны полобоймы, ну а там уже, ясень пень, он и в себя стреляет. И попадает! «В-общем, все умерли…»
А теперь причина моего негодования. Я всегда знал, что «пипл хавает». Потом я думал, что раз хавает и публика Большого, куда хорошему человеку еще и попасть - целое дело, то это проблема именно Большого. Но когда аплодирует стоя полный зал аристократов с бельгийской королевой во главе – это уже симптом. Толерантность и бездуховность, а также потеря нравственных ориентиров? Прогрессирующая импотенция старушки Европы? Или я, как жители Солнечного городка, не дорос до "Незнайкиной музыки"?