Моя Индия 60-х

«Очередной муссонный период, наконец, прекратился, и мы возобновили работу на станции. Подробно описывать все, что происходило в жизни нашего коллектива в течение двух лет, я думаю, нет необходимости. За первым муссоном последовал второй, вскоре должен был начаться третий. Близилось и время пуска в эксплуатацию первого блока. Должен сказать, что если во время первого муссона нас, советских специалистов, было всего трое, то сразу по его окончании к нам прибыл руководитель группы, Георгий Диатян с супругой. Другие специалисты прибывали по мере их надобности. В зависимости от срока командировки прибывали кто с семьями, а кто без семей. В помощь мне прислали и переводчиков, со временем нас стало четверо.  …..

За исключением земляных работ, наши специалисты все делали сами. Осуществляли монтаж металлоконструкций, установку оборудования, его наладку, испытание, опробование и т.д. По сути, осуществляли не содействие и консультационные услуги, а сооружение ТЭС с начала и до конца. Работали много, даже по ночам при свете прожекторов. Много работали, соответственно, и мы – переводчики.

На второе лето прекрасным подарком оказалась для меня поездка в Агру и посещение Тадж-Махала. Я даже не верил, что это возможно. И не могу не рассказать об этом. Нас троих: руководителя группы Диатяна, секретаря парткома Файтеля и меня как председателя профкома пригласили для отчета в Дели. Принимали нас посол Бенедиктов и экономсоветник Васильев.

В качестве поощрения за хорошую работу экономсоветник организовал для нас поездку в Агру для осмотра знаменитого Тадж-Махала. Я уже знал, что Тадж-Махал построил император Шах Джахан. Пятый император из династии Моголов. Внук Великого Акбара. Император-Строитель, как его величают. Старый Дели называют городом Шаха Джахана. Именно он построил там Красный Форт, который должен был стать символом славы и могущества Моголов. В одном из дворцов мы увидели в зале на стене интересную надпись на персидском языке. Переводится она так: «Если есть рай на земле, так он здесь, он здесь, он здесь».

Шах Джахан построил Тадж-Махал, чтобы увековечить память своей любимой супруги, Мумтаз Махал. Построил из чистого мрамора, на высоком берегу реки Джамны, притока Ганга. На строительство ушло 22 года (1630–1652).

В центре мавзолея находились кенотафы Шаха Джахана и его любимой жены. Как я узнал, «кенотафы» – это гробницы, сооруженные не там, где на самом деле похоронены умершие. В этой части мавзолея все было инкрустировано полудрагоценными камнями. Со временем их, к сожалению, все разворовали.

Перед мавзолеем – неширокий, но длинный бассейн с водой, по сторонам – зеленые лужайки  и  кипарисы.  Тадж-Махал  необычайно красив и днем, но в лунную ночь особенно. Когда на него смотришь, то словно радуется и очищается душа. Смотреть на него и вынашивать какие-то черные мысли невозможно. Единственное, от чего там становится несколько не по себе, это когда от Тадж-Махала смотришь вниз на реку и видишь, как по ней плывут один за другим плоты с кострами. Одни уже погасли, другие еще горят. Индусы сжигают своих умерших на кострах, спуская их на плотах вниз по течению, чтобы их прах мог попасть в священный Ганг. Либо собирают пепел и развеивают его затем над тем же Гангом. А Джамна – крупнейший приток Ганга, вот и плывут по нему костры.

Шах Джахан хотел и для себя построить мавзолей – из черного мрамора – на противоположном берегу Джамны. Но так и не успел. Когда в 1658 году он заболел, его сорокалетний сын Аурангзеб быстро расправился со своими тремя братьями, тоже претендентами на трон, сместил своего отца и заточил его в одну из камер форта, который был построен в Агре еще Акбаром. Единственно, о чем попросил своего сына Шах Джахан, это о том, чтобы тот дал ему возможность видеть из окна камеры Тадж-Махал. Эту просьбу отца Аурангзеб выполнил. Он повелел установить на стене зеркало под таким углом, чтобы Шах Джахан мог видеть в нем отражение Тадж-Махала. Мы смотрели в это зеркало, когда были в этой камере. Тадж-Махал, действительно, виден. Далеко, правда, но виден.

И представился мне Шах Джахан, сидящий в своем кресле и глядящий на свое сказочное творение…».   (Из книги отца).

Есть фотографии отца на фоне Тадж-Махала, снятые в 1970-е годы во время очередной командировки отца в Индию.

 

О строительстве Посольства СССР в Нью-Дели есть статья «Посольство и его история»

https://india.mid.ru/ru/embassy/embassy-and-its-history/.  Цитирую:

««« Дипломатические отношения между СССР и Индией были установлены 13 апреля 1947 г. Посольство разместилось в построенной в 1930 гг. бывшей резиденции махараджей Траванкора в Нью-Дели — Траванкор-хаусе на Кёрзон-стрит (ныне Кастурба Ганди марг), в престижной части города, неподалёку от Индия-гейта.

  

 
Спустя несколько лет власти Индии, расширявшей международные контакты, приняли решение о создании дипломатического анклава Чанакьяпури. Бесплодную каменистую равнину, раскинувшуюся буквально в километре от Дворца президента, разбили на кварталы, вдоль проспектов высадили деревья. Советскому Союзу выделили два участка (№4 и №6/7) общей площадью 22 акра. 

В сентябре 1955 г. Совет министров СССР принял постановление №1742-941 «О строительстве зданий Посольства СССР в Индии». В феврале 1956 г. заключено соглашение об наследственной аренде. 

В 1958 г. началось возведение зданий Посольства и Торгпредства, жилых домов, клуба-столовой, плавательного бассейна, физкультурного павильона и спортплощадок с душевыми, фонтанов, оранжереи. Основные работы были завершены в 1960 г.

В процессе строительства большое внимание уделялось благоустройству. Дополнительная смета была выделена на отделку посольства натуральным камнем и создание капитального кинотеатра. На территории высадили фруктовые сады, кустарники, вьющиеся растения, цветы. 

 «Исходя из лучшей организации быта сотрудников Посольства, с учётом климатических условий» удалось добиться разрешения на закупку в служебные квартиры электроплит, холодильников и другого необходимого, но весьма дорогого по тем временам оборудования. 

«В результате проведения дополнительных работ как само здание, так и прилегающие территории земельных участков Посольства и жилых домов имеют законченный и благоустроенный вид», - говорится в отчёте о выполнении строительно-монтажных работ. 

 «По общему мнению всей индийской общественности и специалистов возведённые здания представляют из себя хороший архитектурный ансамбль, с хорошим качеством работ», - резюмировала приёмная комиссия. 

Произошедшее в октябре 1960 г. в Нью-Дели сильное землетрясение подтвердило вывод о качестве и надёжности комплекса зданий, которые ничуть не пострадали. »»»

 

Похоже на дом правительства страны)

«Несмотря на 40-градусную жару и к изумлению англичан, немцев и итальянцев, не говоря уже об индийцах, наши специалисты в выходные дни играли в волейбол. Играли перед вечером, когда с Бенгальского залива чуть начинал задувать легкий бриз, а солнце переставало жарить над головой.

Развлечений у нас было мало, поэтому на площадке собиралось много болельщиков и болельщиц. Приходили и немцы, которые работали рядом на угольном разрезе. У них не было английской чопорности, и они запросто общались с нами. В свой первый приход на волейбольную площадку они заявили: «Wir sind Аntifaschisten». И были тут же приняты в число болельщиков, а потом и игроков. Двое из них играли очень даже неплохо. Моя жена Тамара, тоже закончившая ИнЯз и до приезда в Индию работавшая преподавателем немецкого языка, молодая и красивая, как-то заговорила с ними и сразу же стала для всех немцев самой популярной личностью в Нейвели.    …..

После полутора лет проживания в Индии, весной, Тамара с Наташей вернулись в Москву. Некоторое время я жил в коттедже один, а потом Диатян подселил ко мне нашего нового переводчика, с которым мы тогда же и подружились.    …..

Хотя за прошедшее время я многое сделал в отношении освоения технической терминологии, торжествовать было еще рано. С прибытием новых специалистов – монтажников, сварщиков, теплотехников, электриков, химиков, прибористов, наладчиков – прибывала и новая техническая терминология. Ей просто не было конца. Электростанция представляла собой сложнейшее промышленное предприятие, и ее проектирование, строительство, монтаж, пуск и эксплуатация были связаны с десятками самых различных технических процессов и специальностей. А я как переводчик должен был знать все употребляемые специалистами термины. Само по себе слово «прочность» еще ничего не значило. Надо было знать, как будет по-английски «прочность на изгиб, на срез, на сдвиг, на сжатие, на смятие, на разрыв, на растяжение» и т.д. и т.п. В механической мастерской мне надо было ориентироваться не хуже инженера-механика и безошибочно называть по-английски станки: сверлильные, фрезерные, винторезные, волочильные, расточные, загибочные, закаточные, зуборезные, токарные, шлифовальные и прочие. Хуже всего давалась почему-то сварочная терминология. Длиннющие запутанные названия бесчисленных сварных соединений сводили меня с ума. Вот послушайте: «стыковое соединение с отбортовкой двух кромок без зазора», «У-образное стыковое соединение со скосом двух кромок без зазора с накладкой». Пока я переводил их, я забывал, как они звучали по-русски.    …..

В начале сентября 1961 года уже велись работы по установке всего тепломеханического и электрического оборудования, необходимого для пуска первого блока, и тогда я уже заранее готовился к отъезду домой. Готовился, хотя из двух с половиной лет, в течение которых я должен был по контракту работать на строительстве ТЭС, оставалось еще полгода.  …..

Уже был готов машзал,  котельная,  топливоподача,  распредустройства, градирни. Через полгода ТЭС уже заработает».   (Из книги отца).

«Готовились уже к встрече Нового, 1962-го года. В Индии мне оставалось работать еще три месяца, когда вдруг поступило сообщение о том, что к нам на строительство приедет Леонид Ильич Брежнев, находившийся в Индии с официальным визитом. В то время он был Председателем Президиума Верховного Совета СССР, вторым человеком в стране после Н.С. Хрущева. На Западе и в Индии его называли короче - Президент Советского Союза. И мы, и индийцы стали лихорадочно готовиться к его приезду. Как всегда в таких случаях, наводили порядок в офисах, на самой электростанции и, особенно, на территории и дорогах, которые немало пострадали от муссона. Затем из Дели сообщили, что приедет только часть делегации. Супруга Брежнева и значительное число членов делегации останутся в Мадрасе, в гостинице с кондиционерами. К нам должен был приехать сам Леонид Ильич Брежнев, а также заместитель министра иностранных дел, Яков Александрович Малик, первый секретарь посольства, охрана и переводчик.   

Из всех нас больше всего волновался Диатян. Суетился, часто вызывал нас к себе советоваться. Во что все должны одеться; кто должен быть включен в список приглашенных на торжественный обед, учитывая, что индийская сторона выделила нам всего двадцать мест; чей коттедж показать Леониду Ильичу, если он захочет  посмотреть, в каких условиях живут советские специалисты; как лучше всего отвечать ему, когда он будет задавать вопросы; известны ли нам, Файтелю и мне, какие-либо жалобы или претензии, с которыми наши специалисты или их жены могут обратиться к Леониду Ильичу; следует ли на встречу с ним у клуба допустить всю нашу колонию с женщинами и детьми или это не обязательно, и так далее.  Файтелю  Диатян порекомендовал находиться вместе с «народом», а меня лично как старшего переводчика попросил быть готовым к тому, чтобы переводить Брежнева.

– Хотя у него есть свой переводчик, и наверняка хороший, но мало ли что, - высказал свое сомнение Диатян. – Тут своя специфика, ты ее знаешь и можешь выручить, в случае чего.

– Хорошо, Георгий Аршавирович, - согласился я, не веря, правда, что моя помощь потребуется.

Но прав оказался не я, а Диатян. Оправданным, должен сказать, было и его беспокойство относительно жалоб. Была среди женщин одна «возмутительница спокойствия», которая могла испортить настроение не только нам, но и самому Леониду Ильичу. Это была сварливая жена одного из наших монтажников,  чудесного человека и замечательного специалиста, который, помимо прочего, превосходно играл на аккордеоне.

На следующий день уже в десять часов утра вся наша колония находилась у клуба, в котором Глава Корпорации, г-н Мани, решил организовать встречу и обед. Народу собралось много, и я, честно говоря, подивился тому, что советская колония так здорово разрослась. Не часто мы собирались вот так все вместе. Настроение у всех было веселое, приподнятое, как будто собрались на хороший добрый праздник. … Женщины принарядились и внимательно осматривали друг друга, давая оценку нарядам вслух или про себя. Дети, чувствуя праздник, весело гонялись друг за другом. Все мужчины, в том числе и те, кто не был включен в список приглашенных на обед, надели свои костюмы, белые рубашки, галстуки и выглядели комично. В том числе и я, конечно. До этого мы вот уже два года ходили лишь в шортах, коротких рубашках навыпуск и пробковых шлемах, без которых в целях безопасности на станцию не пускали.

Еще комичней нас выглядели индийцы: иссиня-черный Рамачандран, начальники котельного и турбинного цехов, Натараджан и Сринивасан, и другие. Их костюмы, скорее всего, не висели на плечиках, как наши, а годами лежали в каких-нибудь сундуках, настолько они были помяты. Разгладить их было уже невозможно. Среди них были и такие, какие носили в Англии в девятнадцатом веке: приталенные, удлиненные, с большим количеством маленьких пуговиц на рукавах, пришитых вертикально в один продольный ряд. Очевидно, они передавались по наследству. Индийские инженеры сами знали, что выглядят смешно. Смущались, но храбрились. Куда деваться. Позади нас всех, в отдалении, толпились жители Нового Нейвели".   (Из книги отца).

Жду эпизод со сварливой женой! 

«Приезд делегации в клуб был заключительной частью программы. До этого они ознакомились с электростанцией, угольным разрезом, азотно-туковым заводом и новым городом. Сопровождали делегацию Мани, Диатян и Сантанакришнан, которые встретили делегацию, как это было оговорено ранее, на въезде в Старый Нейвели. Кортеж Брежнева состоял всего из трех машин. Но впереди и сзади ехали на четырех джипах полицейские Сантанакришнана.

Брежнев еще не вышел из машины, как уже раздались дружные аплодисменты. Он прошел в середину толпы, ближе к женщинам и детям, приветливо здоровался, с улыбкой оглядывая всех собравшихся. Вел себя он раскованно, шутил, смеялся, брал на руки детей и поднимал высоко над собой или, сев на стул, сажал на колени. Шутки были смешными, женщины и мужчины от души смеялись, что, как я видел, очень нравилось Брежневу. В то время ему было пятьдесят пять лет, и выглядел он достаточно моложаво, тем более что волосы были густыми и темными.

Увидев, что его фотографируют, он предложил:

- А что вы меня одного фотографируете? Давайте всех. Подвигайтесь ближе, - пригласил он женщин. - И детей, детей поближе.

Сам он посадил на колени пятилетнюю Аню, дочь сварщика. Женщины столпились вокруг него, оттеснив нас, мужчин. Так мы все и выглядим на фотографии, которая хранится у меня в альбоме.

- Честно говоря, я бы лучше здесь с вами посидел, чем идти туда, - весело улыбаясь, проговорил Брежнев, указывая на клуб.

- А вы оставайтесь, а то лучше давайте к нам поедем, - предложила одна из женщин.

- Я бы с удовольствием, но не могу обижать наших индийских хозяев. По вашим лицам я вижу, что у вас здесь все благополучно.  Жалоб никаких нет?

- Есть, Леонид Ильич, - произнесла все та же женщина. Теперь я ее увидел. Это была Вероника. Никто не ожидал такого заявления, в том числе и сам Брежнев, и возникло некоторое напряжение. Хуже всех выглядел Диатян. Судя по выражению его лица, он был одновременно удивлен, испуган и растерян. Он мог всего ожидать от сварливой Марии, но не от Вероники.

- Какие? – став более серьезным, спросил Брежнев. – Если смогу помочь, помогу.

- Нам бы сюда, Леонид Ильич, нашу русскую зиму. Очень уж жарко тут. Одно сплошное лето. Куда это годится?

Напряжение спало, все, в том числе и Брежнев, рассмеялись.

– Ну, это, к сожалению, не в моих силах, - чуть разведя руки в стороны, сказал он. - Как раз из-за жары моя жена решила остаться в кондиционированной гостинице в Мадрасе. Я, говорит, не выдержу дороги. Если бы, говорит, только жарко было, а то ведь так душно, что дышать нечем. Тем бóльшая, я считаю, слава всем вам. Всем, кто живет и работает здесь в таких условиях. Если без шуток, то я как Председатель Президиума Верховного Совета хочу объявить всем вам свою благодарность!  

- Спасибо, Леонид Ильич!  Мы не подведем.

- Знаю, что не подведете. Спасибо вам… Ну что, Георгий Аршавирович, пойдемте!». 

(Из книги отца).

 

Я удивлена этим визитом, кстати. Приехать черти куда и постелить не исторические памятники, а электростанцию, где работают твои сограждане, это мудро

«В клубе уже были готовы столы со всевозможными яствами. Преобладали, конечно, фрукты: бананы, ананасы и манго - «king fruit» (король фруктов), как называли его сами индийцы.

Длинные столы были поставлены в виде буквы «П». В президиуме сидели Брежнев, члены его делегации, генеральный директор Мани и представитель от федерального правительства. Позади на стене висели два флага: наш – красный, с серпом и молотом, и индийский - с белой и зеленой горизонтальными полосами и колесом счастья на белой полосе.

Людей за столами было много. Все – мужчины, ни одной женщины. Подчеркивая дружбу и единство двух народов, индийские организаторы приема рассадили всех так, чтобы рядом с индийцем сидел русский, а рядом с русским - индиец. Я был рад, что возле меня с одной стороны оказался начальник полиции Сантанакришнан, а с другой – индийский врач Вильямс. Я увидел, что наряду с индийцами и русскими в зале были немцы, англичане и итальянцы. По два человека от каждой стороны. Позднее Сантанакришнан объяснил мне, что желающих прийти на встречу с Брежневым было очень много, но пригласили лишь этих немногих.

Пока все рассаживались, неугомонный Диатян о чем-то переговорил с переводчиком Брежнева, а затем с Брежневым и Мани. После этого быстрым шагом направился ко мне.

- Договорились так, Василий Михайлович, - с ходу начал он, – приветственную речь Мани будешь переводить ты, а речь Брежнева – его переводчик. Там для тебя сейчас поставят стул, так что иди сразу.

«Ну и Диатян, уже сосватал», - беззлобно подумал я, вставая. Кивнув Сантанакришнану и доктору Вильямсу, я прошел в президиум и поздоровался со всеми разом, в том числе и с переводчиком Брежнева. Им был известный многим, в том числе и мне, Виктор Михайлович Суходрев - переводчик, работавший с Хрущевым, Брежневым и многими другими государственными деятелями.

Встретив меня, он назвал себя и сказал:

- Я знаю, вас зовут Василий Михайлович. Давайте сядем. 

Мы присели на стулья, специально поставленные для нас за спиной Брежнева и Мани.

- Думаю, Георгий Аршавирович сделал правильное предложение, - понизив голос, проговорил он. - Вы господина Мани переводили много раз, привыкли к его манере говорить, так что вам будет легче, чем мне. Тем более что он, как я успел отметить, говорит с очень сильным индийским акцентом, а предложения выпаливает, словно стреляет из автомата. Выпустил очередь, и новую. Он согласен, чтобы его переводили вы.

- Я тоже не против. 

Я хотел сказать что-то еще, но не успел. Мани встал и, слегка дотронувшись до меня рукой, прошел к микрофону. Я последовал за ним и встал у другого. Наступила тишина.

Поблагодарив Брежнева за то, что он, находясь с визитом в Индии, нашел возможность посетить Нейвели и ознакомиться с развернувшимся здесь строительством, Мани сказал затем о том, что между Индией и Советским Союзом издавна существовали теплые дружественные связи, и что Советский Союз всегда оказывал Индии свою поддержку. И тогда, когда она боролась за свою независимость, и после, когда она обрела ее. Памятниками такой бескорыстной дружбы останутся Бхилайский металлургический завод, тепловые электростанции «Нейвели», «Орба», «Патрату», гидроэнергетический комплекс «Бхакра-Нангал» и многие другие объекты, которые, несомненно, появятся в будущем. В настоящее время здесь, в Нейвели, реализуется грандиозный проект, в котором принимают участие специалисты из Советского Союза, Великобритании, ФРГ, Италии. Индийцы благодарны всем им и считают, что именно такой род сотрудничества должен установиться во всем мире. Мани сообщил далее, что он бывал во многих странах, видел, как трудятся инженеры и рабочие, но то, как работают здесь советские специалисты, не может не вызвать удивления и восхищения. Если они и дома так работают, то их страну не может не ожидать прекрасное будущее. Выразив надежду на дальнейшее развитие дружественных отношений и плодотворного сотрудничества между странами, Мани пожелал Брежневу успешного пребывания в Индии и еще раз поблагодарил за оказанную Корпорации честь.

Закончив свою речь, он прошел на свое место. Последовали бурные аплодисменты.

Затем с ответной речью выступил Брежнев. Я ее тоже переводил, но переводил мысленно, сидя уже на своем прежнем стуле между доктором Вильямсом и Сантанакришнаном. Я и потом никак не мог избавиться от утомительной привычки мысленно переводить речи тех, кого уже переводят для всей аудитории другие переводчики. Надо сказать, что переводчик Брежнева переводил его речь великолепно. А меня, признаюсь, всегда радует, когда мои коллеги по переводческому цеху отлично делают свою работу.

Читатель может сам легко представить себе, о чем в своей ответной речи говорил Брежнев, поэтому, я думаю, нет необходимости пересказывать ее здесь.

Во время речей никто, конечно, не ел, и по окончании речи Брежнева и новых горячих аплодисментов все потянулись к закускам.  Я тоже.  Но ничего не успел взять, так как подбежал Диатян и сказал, что меня снова просят пройти в президиум. На этот раз просил сам Леонид Ильич. Сантанакришнан не знал русского, но, наверно, понял, о чем шла речь, так как с улыбкой подтолкнул меня в спину.

Честно говоря, я был спокоен. Сейчас мне это кажется странным, но я действительно был тогда спокоен. Вместе с Диатяном я прошел в президиум, остановился возле Брежнева и поздоровался еще раз.

- Я вас прошу помочь нам, Василий Михайлович, - сказал он, удивив меня тем, что назвал меня по имени и отчеству. – Мой переводчик с утра ничего не ел, и я отпустил его позавтракать. Минут через двадцать он вернется. Так что прошу вас подменить его на некоторое время.

- Конечно, Леонид Ильич.

Говорить с Брежневым мне было очень просто. Он был каким-то… своим.

Обратившись к Мани, Брежнев проговорил:

- С вашего разрешения, господин Мани, хочу задать нашему переводчику несколько вопросов. Об их жизни здесь.

- Конечно! Господин Трошин приехал сюда в числе первых, так что обо всем может рассказать лучше других.

- Вот, Василий Михайлович, разрешение получено.

Если сказать честно, то я думал, что меня пригласили для перевода разговора Брежнева с Мани, но это было не так. Вернее, так и не так. Часть времени, как оказалось, я не переводил, а отвечал на вопросы Брежнева. Приводя здесь разговор с Брежневым, хочу заверить читателя, что он был записан мной в тот же день и был именно таким.

На фотографии:  Л.И. Брежнев, г-н Мани и я между ними; позади – начальник полиции Сантанакришнан. 

 - Вы были в числе первых. И сколько же времени здесь находитесь?  

- Уже два года и три месяца.

- Ну и как? Жарко ведь здесь. И душно от влаги.

- Да. Как говорят наши специалисты, здесь «в доме, как в духовке, а на улице, как на сковородке».

- Ишь ты. Запомню. Очень метко. Вы здесь с семьей?

- Был с семьей, но в апреле жена с дочкой вернулись в Москву.

- Почему?

- Жена не смогла больше переносить жару.

- А дочка?

- А дочка чувствовала себя здесь хорошо. Целыми днями могла на улице играть.

- А вы сами как эту жару переносите?

– Вначале я все ждал, что когда-нибудь придет прохлада. Не может ведь так продолжаться. Но она так и не пришла. Ни через неделю, ни через месяц, ни через год. А потом махнул рукой.

- В доме, надеюсь, кондиционер есть?

- Есть. Но мы им не пользуемся.

- Почему? – удивился Брежнев.

- Плохо становится, когда из прохладного помещения потом на улицу выходишь. Сидим или спим просто под вентиляторами.

- Смотри-ка, я не знал... А платят нормально? Специалисты довольны, нет?

- Нормально, Леонид Ильич. Никто пока не жаловался.

- Это хорошо. Нечасто услышишь, что люди довольны зарплатой. Ну, а как с выпивкой? Здесь, как мне сказали, сухой закон?

Брежнев почему-то с особым вниманием посмотрел на меня, ожидая ответа. Вопрос прозвучал неожиданно, поэтому я несколько смутился. Но затем решил, что лучше ответить, как есть.

- Здесь сухой закон, но в Пондишери, бывшей французской колонии – это в сорока километрах от нас, сухого закона нет, туда мы иногда ездим за спиртным, - как бы оправдываясь, я добавил: - У нас же Новый год, День Победы, дни рождения…

- Все ясно, - прервал меня Брежнев и повернулся к Мани. – Это я спрашиваю, как у наших специалистов обстоят дела с выпивкой. Натура у русских широкая. Всякое может быть.

Этот вопрос я четко и откровенно перевел Мани.

- Проблем пока нет, - ответил Мани, - надеюсь, что и дальше не будет. Мы знаем, что вы, русские, без этого не можете. Поэтому смотрим на поездки в Пондишери снисходительно. Обычаи есть обычаи. Изменить их быстро почти невозможно. 

- Да, - подтвердил Брежнев, – у нас в России так повелось, что все праздники мы непременно отмечаем с вином или водкой.  …..   А вообще, господин Мани, если говорить серьезно и честно, то помощь, о которой вы говорили, мы вам оказываем не потому, что очень богаты. Наоборот, все, что мы поставляем и присылаем сюда: оборудование, специалистов, - все это очень нужно нам самим. Но вы наши друзья, а друзьям мы всегда готовы помочь. Даже когда сами нуждаемся в помощи. Трудно даже представить себе, господин Мани, те разрушения, которые Советский Союз понес во время Второй мировой войны. В европейской части страны буквально все было разрушено. Пришлось все восстанавливать, чем я, надо сказать, многие годы и занимался. И до сих пор нам очень и очень многое надо сделать, чтобы обеспечить нормальное развитие экономики. Так же, как и вам сейчас.

Увидев подошедшего переводчика, Брежнев сказал:

– Ну вот, Василий Михайлович, пришел мой переводчик. Спасибо вам за беседу и за помощь.

Я слегка поклонился ему и Мани и через весь зал прошел на свое место. Вместе со мной вернулся и Сантанакришнан. Оказывается, все то время, что я переводил Брежнева и отвечал на его вопросы, он стоял позади нас. Это хорошо видно на фотографии. Почему он там находился, до сих пор не могу понять до конца.

Как и до беседы с Брежневым, я был абсолютно спокоен.  Сантанакришнан, взглянув на меня, вдруг проговорил:

- Господин Трошин, а вы знаете, кого вы сейчас переводили?  Вы переводили Президента великого Советского Союза!

Слова «Президента великого Советского Союза» он произнес с таким пафосом и с такой торжественностью, что я впервые заволновался. «А ведь и правда! Когда еще удастся переводить президента страны?!»  Этот момент я помню до сих пор...

Заканчивая на этом описание индийского периода моей жизни, хочу сказать, что именно тогда, на строительстве электростанции в Нейвели, я приобрел тот багаж знаний, языковых и технических, который позволил мне впоследствии работать переводчиком без каких-либо особых трудностей. Благодаря бескорыстной помощи наших и индийских инженеров, а также моему упорному измывательству над самим собой я, как сказочный Иванушка-дурачок, вышел из этого индийского пекла – в прямом и переносном смысле – совершенно другим человеком.  Стал переводчиком.

А это, как говорил в своей речи г-н Мани, «памятник бескорыстной дружбы между Советским Союзом и Индией», тепловая электростанция «Нейвели», работающая и сегодня».      (Из книги отца).

 

NataRani

Спасибо за чудесную историю!
Очень приятные от нее ощущения - детства и чистоты. 

Вспомнились еще слова бабушки. Она всю жизнь прожила на Украине в маленьком селе.
Ее отца убили во время первой мировой, потом голод, потом оккупация...
Она говорила, что только при Брежневе и пожили. А так очень тяжелая жизнь была.