Моя Индия 60-х

«В штате есть три отчетливых периода дождя: сильные ливни; осадки тропических циклонов, возникающих в окрестностях Андаманских островов во время отступления муссонов (октябрь – ноябрь); и северо-восточный муссон в период с октября по декабрь, с преобладающими северо-восточными муссонными ветрами от западных возмущений, возникающих над Бенгальским заливом. Сухой сезон с февраля по начало июня.  В сезон дождей в Тамил Наду идут дожди из-за юго-западных пассатов, дующих в сторону северного полушария. В Тамил Наду зимой выпадают осадки из-за северо-восточных пассатов».  Звучит мудрёно и запутанно.

Отец изучил книги на английском языке по истории и географии, а также переговорил с индийскими инженерами. Получилась следующая картина, которую он записал и поделился ею с советскими коллегами:

«Тропический юго-западный ветер, зародившись в Индийском океане и насквозь пропитавшись влагой, достигает Индии и низвергает на нее огромные массы воды. Сначала на западе. Восточная часть отделена от западной Кардамомской грядой гор и плоскогорьем Декан, и муссон обходит их стороной. Пройдя всю западную часть страны, он затем встречает на своем пути Гималаи и изменяет свое направление. Под напором горячих северо-восточных пассатов, которые в это время зарождаются на азиатском континенте, он с боем отступает назад. Во время столкновения этих гигантских воздушных потоков в Бенгальском заливе начинают бушевать сильнейшие штормы с громом и молниями. В начале октября этот муссон добирается до юга восточного побережья.

В истории Индии бывали случаи, когда муссоны не появлялись вовсе или проходили мимо. Многие области оставались без воды, и неизбежно наступал голод. В одной из книг было написано,  что очень страшным был голод в середине семнадцатого века в Гуджарате и трех соседних областях. Тогда пересохли все реки и пруды, засохла трава. Запасы продуктов закончились, а доставить их из других областей было невозможно из-за отсутствия воды и корма, которые были необходимы для вьючных животных. Выбор у людей был один: умереть с голоду или бежать. Бежали более энергичные. Оставшиеся либо умирали, либо кончали с собой. Свидетель тех событий, голландский купец, пишет, что были многочисленные случаи людоедства. Он наблюдал их сам. Видел, как от еще живого человека, лежащего у дома, отрезали куски и с жадностью ели. Тот, кто появлялся на улицах или на дорогах вне деревень, больше всех подвергался опасности быть убитым и съеденным. Все эти области обезлюдели на целых полстолетия.

Особо важную роль в жизни страны играют реки. В южной Индии все они, за исключением Нарбады и Тапти, берут свое начало на западе, в горах Западных Гат, и текут на восток, впадая в Бенгальский залив. Это – Маханади, Годавари, Кистна и Ковери. Реками они становятся, по сути, во время муссонов, когда до краев заполняются водой и превращаются в бурные потоки. В остальное время года воды в них мало.  Нарбада и Тапти являются такими же, но берут свое начало не в Западных Гатах,  а в Восточных – в горах Сатпура, Виндхья и Аджанта – и текут не на восток, а на запад, впадая в Аравийское море к северу от Бомбея.

В отличие от южных, северные реки - Инд, Ганг и Брахмапутра - питаются от снежных массивов Гималаев, и их сток является более регулярным.

Как бы то ни было, но жизнь в Индии всегда зависела от муссонов, и у жителей Индии было только два их определения: «хороший муссон» и «плохой муссон». Определения, казалось бы, самые заурядные, но за ними была жизнь. Или смерть, для многих».    (Из книги отца).

Фото из Интернета:

Всем специалистам был отдан приказ свернуть работы, укрыть то, что следовало укрыть, и захватить с собой все ценные приборы и инструменты. Такие же указания своим специалистам и рабочим дали индийские руководители. Бурмистрову было поручено взять с собой наших шоферов, Рамасами и Раджана, и заведующую столовой и срочно закупить в Старом Нейвели все необходимые продукты для столовой и для семей специалистов, имея в виду, что в дальнейшем этого нельзя будет сделать, так как муссон будет длиться по меньшей мере два с лишним месяца, и все будет залито водой.

Работы были быстро прекращены везде: на электростанции, на угольном разрезе, на азотно-туковом заводе.

Когда муссон обрушился на нас, мы с женой подумали, что началось светопреставление. Сначала пошел мелкий и какой-то несерьезный дождь, а потом вдруг, словно за ними кто-то гнался, набежали тучи, лохматые, взъерошенные, послышались угрожающие раскаты грома, и полил крупный и сильный дождь. Охватывая все небо, засверкали молнии, и прямо над головой вдруг так загрохотал гром, что в окнах нашей столовой лопнули стекла, а дом задрожал так, словно вот-вот развалится на куски. От испуга мы невольно присели, потеряв на какое-то время чувство реальности. Прижав к себе дрожащую Наташу, мы со страхом ждали, что будет дальше. Наверху в небе творилось что-то невообразимое. Будто схватились в беспощадной битве две могущественные армии местных сил и пришельцев с севера. Сойдясь вплотную, они перемешались друг с другом и налево-направо метали свои молнии, не разбирая, где друг, а где враг. Оглушительные раскаты грома сопровождались таким треском, словно рвался на части небосвод. Было по-настоящему страшно. Гигантская битва стихий продолжалась целых три дня, то затихая, то разгораясь с новой силой. А затем в небесах словно опрокинулся какой-то невероятно огромный чан, и на землю стали литься сплошные потоки воды. Это был не дождь. Это была плотная водяная завеса, протянувшаяся от небес до земли. 

Гром грохотал уже где-то далеко на юге, а затем стал не слышен вовсе. Но потоки воды продолжали низвергаться, пока вся суша не превратилась в море и пока на земле его уровень не поднялся более чем на полметра. А в иных местах – по пояс. Поскольку вода вытеснила весь воздух, дышать было нечем, наши тела покрылись липким потом. Дожди шли, не переставая. Теперь это уже не были сплошные потоки воды, но это был сильный ливень, достаточный для того, чтобы вода не уходила и оставалась на том же уровне.

Особенно страдали, конечно, индийские деревни и небольшие городки. Вначале, когда я с семьей поселился в коттедже, я удивлялся высоте его фундамента. Пол и крыльцо находились почти на полтора метра выше уровня земли. И только при начале муссона я понял почему. Наше крыльцо было наполовину затоплено, как и наш джип, который перед ливнем я поставил у боковой стены дома и укрыл брезентом.

По несколько раз в день мы поднимались наверх и осматривали окрестности. Вокруг, насколько хватал глаз, простиралось море, в котором, как корабли, плавали или, вернее, стояли на якорях наши коттеджи. Это было романтично, странно, и казалось, что так теперь будет всегда. Создавалось впечатление, что повторился всемирный потоп, и возврата к прежней жизни уже не будет.

С началом дождей солнце скрылось и не появлялось до их прекращения. Было, в связи с этим, не так жарко, но все так же душно.

Друг друга мы навещали с опаской. Брали зонтики, надевали шорты и по памяти шли по ранее исхоженной тропинке. Делали это редко, поскольку вода стояла выше колен и залила норы всех и всяческих животных и насекомых. Они повсюду плавали в воде, стремясь забраться в более сухое место. А этим сухим местом были наши дома. Уже на крыльце мы внимательно все осматривали и осторожно входили в дом. Там, сразу же за порогом, нередко натыкались на неизвестно откуда появившихся скорпионов. Мы сметали их веником в совок, а из него – в стеклянную банку. После этого самым тщательным образом обыскивали весь дом. Больше всего опасались, конечно, змей, особенно кобр. Само слово «кобра» вселяло ужас.

В один из дней запели вдруг цикады. Они появились как-то неожиданно, и вечерами еще долгое время мы слышали их своеобразное хоровое стрекотание.  По потолку  и  по стенам  продолжали перебегать с места на место небольшие прыткие ящерицы. Охотясь за какими-то мошками, они вдруг «выстреливали» в них своими длинными липкими языками.

На работу ездить было не только не возможно, но и не нужно: котлован превратился в глубокое озеро. Но хотя все дороги оказались под водой, и их не было видно, нас, тем не менее, несколько раз навещали руководители строительства. Они организовали для нас регулярную доставку продуктов питания и разных необходимых в быту предметов. Благодаря этому мы ни в чем не испытывали нужды в этот длительный муссонный период.

Просыпались мы каждое утро под сильный монотонный шум дождя. Он стал привычным, я бы даже удивился, если бы дождь прекратился. У нас в Москве, если дождь идет два дня подряд или три, мы удивляемся: какой затяжной дождь! А здесь он идет, не переставая, три месяца. Но индийцы радуются: значит, быть урожаю».  (Из книги отца).

В Индии действовал сухой закон, но иностранцам разрешалось покупать и пить алкоголь. Когда специалисты ездили на закупки в город Пондишери, то разживались там и алкогольной продукцией.

Между прочим, Пондишери (Pondichery) – это старое колониальное французское название города. Официально город сейчас называется Пудучерри (Puducherry). Статус его уникален для Индии. Пудучерри не входит в штат Тамил Наду, а является «Союзной территорией в составе Индии» и присоединён к Индии через референдум в 1956 году.

Как мы справляли Новый год?  В нашей местности ёлки не росли, и роль новогодней ёлки взяло на себя деревце казуарина (кашурина) – высокое стройное дерево с длинными и тонкими, похожими на женские волосы, листьями, свисающими вниз, как бахрома. Её плоды были очень похожи на сосновые шишки.

Я помню моё изумление, когда однажды вечером, незадолго до Нового года, в наш дом отец внёс молодое деревце, привезённое им на джипе.  Мне тогда ещё не исполнилось 3-х лет, и это была моя первая в жизни осознанная «ёлка». Кашурину поставили в ведро с водой, а я вскоре была уложена спать.  Родители весь вечер украшали «ёлку» гирляндами из лампочек, блестящей мишурой и золотыми звёздочками, а также гирляндами флажков. Флажки больше походили на листочки с мантрами. И все украшения были индийскими.

На следующее утро я вбежала в гостиную и оторопела: такого царственного зрелища я ещё не видела!  Я-то вчера была вполне довольна зелёным деревцем у нас в доме, а оказывается, его можно было ещё и украсить!

Мне был разъяснён смысл этого праздничного действа, и мы с мамой тоже нарядились соответственно.  Когда отец посадил нас перед ёлкой, чтобы сфотографировать, я сочла необходимым прихватить моих игрушечных друзей – куклу и мишку – и принять торжественный вид. Моей маме здесь 24 года. 

Наступил 1960-й год!