Шпион на крыше мира

Теперь в любом случае заново загружать..

Svetliaciok 

Светочка! Поставь аватарку)

 - Мы хотим вернуть всю Монголию," - сказал мне Смузи.— Советский Союз занимает половину Монголии. Однажды мы освободим эту часть Китая от советского господства.

  - Молодец, приятель, ответил ему я. -  Желаю тебе удачи, а она тебе понадобится.   А как вы считаете, весь остальной мир признает это частью коммунистического Китая? 

Смузи продолжил:

Я  улыбнулся, и по приказу Смузи получил очередной удар по правому уху дулом ППШ. 

- Но история не подтверждает ваши претензии, - ответил ему я.  -  По всем принципам международного права Тибет является  независимой свободной страной.

Смузи перевел мое высказывание о национальной независимости Тибета остальным мальчикам из Гартока. Они подскочили, гневно скандируя что-то возмущенное практически в унисон.  В конце концов все они затихли и возобновили допрос. Один из них покопался в портфеле и передал что-то Смузи. Я надеялся, что это не мой пистолет, и был страшно удивлен, увидев, что это всего  лишь небольшой хлопковый мешочек, в котором Харроп хранил свою коллекцию окаменелостей аммонита. 

 - Мы просто хотели быть первыми, кто  поднялся на него, - ответил я. 

-  Это ложь," сказал Смузи. "Что вы надеялись найти на вершине этой горы?

- Только снег, - ответил  я. 

- Снова ложь. 

С большей ухмылкой, чем раньше, Смузи опустошил сумку Харропа, раскрыв дюжину окаменелостей аммонита.

 

- Что это? - спросил он.

Я вздохнул от отчаяния и беспомощности объяснить очевидное для каждого школьника. 

- Миллионы лет назад, - начал объяснять я, - нынешняя территория Тибета была морским дном. Мы нашли эти окаменелости вблизи непальско-тибетской границы, на высоте около 16 500 футов. 

Смузи ответил, что не верит ни одному слову. 

- Вы считаете нас невежественными. Но мы знаем, что море находится в тысяче миль от Тибета. 

Затем с  победным видом смузи  выложил свой главный аргумент. Было понятно, что он считал читал его бомбой. 

Сказав это, Смузи победно посмотрел на меня. "Боже мой," - я подумал про себя. "Своей склонностью к сбору различных  бесполезных камешков Харроп подставил нас".

- Есть ли другие иностранные альпинистские экспедиции, которые незаконно находятся на оккупированных империалистами китайских землях в поисках этих радиоактивных материалов?

 - Альпинистов в горах много, - ответил я.  - Есть немецкие, австрийские, японские, американские и британские экспедиции, все делают одно и то же, на горах Непала. 

 - Как ты поддерживаешь с ними связь? Как вы получаете приказы?   требовал ответов Смузи. 

- Мы получаем запечатанные приказы перед отъездом, - ответил я.  

Шутить,  так шутить!

Документ с соответствующим переводом на китайский язык был передан за стол, и мальчики из Гартока, по-видимому, были полностью удовлетворены работой дня. Считая, что это подходящая возможность получить уступку от моих похитителей, я попросил вернуть мне цветные фотографии моей жены Джин и моего девятилетнего сына Майкла. Смузи передал мою просьбу губернатору, Фазану Плукеру, который согласился на это, и фотографии были переданы мне. 

 - В следующий раз, когда вы придете к нам, вы должны отвечать так же честно, как вы отвечали  сегодня, сказал Смути. 

После истечения трех минут я был выведен из комнаты двумя моими вооруженными охранниками. Мой второй допрос был на исходе.

 Я[ сидел с вытянутыми ногами, привалившись спиной к стене, стараясь снять судорогу, которая мучила меня от бедер вниз. Я откусил пин-са, и он упал в мой измученный болезнью желудок  как кусок свинца. Когда я прошел мимо Харропа, чтобы наполнить мою кружку чаем, он прошептал: "Подписывал какие-нибудь бумаги в последнее время?" В ответ я отрицательно покачал головой. 

Только я  вернулся к стене своей  камеры и сел, чтобы закончить еду и выпить принесенный чай,  как ко мне подошел Гитлер.   Указав  на путь, который я только что прошел из комнаты для допросов, он сунул мне в руки бумагу и карандаш. О чем он меня просил? Сделать признание? 

 Я решил проигнорировать Гитлера, но его нельзя было игнорировать. Он демонстративно поднял винтовку, и передернул затвор. Затем он еще раз ткнул пальцем в бумажку, и я произнес "Отстань" таким тоном, что бы до него дошла суть сказанного. 

Тогда он достал пистолет и приставил его к моей голове.  Я вновь отрицательно  покачал головой. Гитлер нажал на курок. Раздался оглушительный звук, затвор захлопнулся. "Клэк" почти заставил меня выпрыгнуть из кожи. Я понял, что сделал Шикельгрубер:  когда оружие было у моего виска и вне моего поля зрения, он вытащил ловушку выпуска магазина и опустил магазин примерно на четверть дюйма, раздался выстрел...холостой...

Ни к Харропу, ни к Дамодару подобное обращение не применялось, оно было зарезервировано для меня - ведь я  был руководителем экспедиции, и, по совместительству, шпионским мастером. Я был пойман с заряженным автоматическим пистолетом, что само по себе достаточно для того, чтобы народный суд вынес мне смертный приговор. 

 Я прекрасно понимал, что китайцы никогда не пристрелят меня намеренно, пока мое признание не будет подписано. Моим главным страхом были неловкие движения пальца охранника  на спусковом  курке, а также механическая ненадежность китайского оружия массового производства российской разработки. 

Когда я в третий раз отказался подписать это признание, моя тарелка с недоеденным ужином была вырвана из рук, и меня посадили в камеру. Кроме частых походов в туалет, я видел не видел солнечного света в течение следующих пяти дней.  Я выглянул из окна камеры и крикнул. 

Погода сейчас стала намного холоднее, а температура в наших камерах ночью и днем оставалась ниже точки замерзания. Даже надев свои носки,  брюки, трусы,  жилет, рубашку, два свитера, тонкий внутренний  и толстый внешний, плюс моя ветрозащитная кофта с анораком Эвереста и пальто в стиле пододеяльника, с шерстяной шапкой-балаклавой, я мерз в своей камере. У меня был шерстяной шарф, который я намотал вокруг нижней части лица. Было слишком холодно,  поэтому я удалился в свой четырехслойный спальный мешок.

Перебирая карты я наткнулся на средства передачи Харропу сути вопросов и ответов, данных во время моего недавнего допроса. Крышка нашего пустого продуктового бокса, который мы с Чунгней использовали как самодельный стол, была сделана из фанеры, которая сейчас  расслаивалась. Я записал всё, что хотел сказать, сложил бумажку вдвое и засунул  ее между двумя слоями фанеры. Затем я позвал Чунгню  и передал ему пачку карт и с ними фанерный стол,  сказав: "Юнг, яппа."  Чунгня усмехнулся и взял карты,  деревянную коробку и отнёс это в камеру Харропа. 

Я мог надеялся, что Харроп понял мой мотив, и он оправдал мои ожидания. Ночью я услышал, как Харроп стучал в дверь камеры, чтобы его пустили в туалет. Когда  мочился перед моим маленьким окном в темноте (напоминаю, что одно мое окошко выходило в туалет), я услышал, как он пробормотал на выдохе:  "Хорошо, я понял"

Уходя он просунул небольшой шарик бумаги в мое окно, и он ударил меня по носу. Теперь Харроп мог опираться в своих ответах на мои, когда в следующий раз столкнёлся с Мальчиками из Гартока. 

Утром 1 2 ноября меня разбудил шум посуды на кухне. Я постучал в дверь и Жирдяй открыл ее, но когда я попытался выйти наружу, он ударил меня в грудь дулом своей винтовки. Жирдяй позвал Гитлера,  который подошел к моей двери в камеру, и снова предложил мне бумажку и карандаш. Я сказал ему провалиться в преисподнюю, и дверь захлопнулась прямо мне в лицо. 

После той ночи, когда  я спал полностью одетым в спальном мешке, то я решил не переодеваться, а оставаться полностью одетым. Простой расчет подсказал мне, что если я пройду по комнате 176 раз, то покрою  около  мили. 

Вскоре из-за малого размера комнаты у меня закружилась голова. Между обедами мне удалось пройти  примерно три мили в день. После первого дня мне больше не нужно было считать, потому что я мог судить о расстоянии, отслеживая время на своих часах.

Мои охранники  не переставали удивляться моей ритмичной ходьбе,  соперничали друг с другом, чтобы просунуть свои головы в крошечное оконное пространство, чтобы наблюдать за моими действиями. Скука была моим самым опасным врагом, и я был полон решимости во что бы то ни было выйти из моего заключения таким же здравомыслящим, как раньше. Крысы снова вторглись в мое одиночество, и проигнорировав те отверстия, которые я закрыл камнями, проделали  в грязевых стенах новые отверстия.  Но теперь уже я  рассматривал крыс как компанию, и относился к ним лучше,  чем к китайцам.  Я  впустил одну крысу в камеру, а потом забил ее входное отверстие. Крыса рыскала по полу, не обращая на меня ни малейшего внимания.

Я бросил одной самцу крысы крошечное кусочек вареной репы, оставшийся  от моего  завтрака, но он сморщил нос и отошёл.  Когда маленький негодяй начал жевать уголок моего спального мешка, я вынул камень из дыры в моей стене и выпихнул  крысу. Я пускал его к себе  раз в день, и мы стали хорошими друзьями. Когда я с ужином получил немного баранины, моя крыса получила ее тоже. Когда это была кишка яка, он разделил ее со мной. 

Примерно в это время в моей комнате объявилась самка крысы, которую я назвал Меган. Она была беременна, ее животик торчал как галеон в плавании. Я стал замечать своих тибетских крыс и их привычки. Меган была породой крыс, которые для меня были характерны для района Таклакот в Тибете. Возможно, они жили у Карнали, и приходили в нашу тюрьму только за едой.

Я отправил записку парням из Гартока с просьбой об оказании мне неотложной  медицинской помощи, но она была проигнорирована. Мое письмо, вероятно, сыграло им на руку, сигнализируя о моем ослабленном состоянии и давая надежду на то, что я сломаюсь и подпишу признание на моем следующем допросе. 

Все это время мои охранники ни разу не выходили гулять и не предавались каким-либо упражнениям. Теперь я понял, почему они были уверены, что должна быть цель или политический мотив восхождения на горы. Если не было цели, зачем шевелиться? 

В конце дня мою камеру посетил Чунгня и понял, что я болен. Он протянул мне листок бумаги и карандаш, и с усмешкой указал на место, где я должен был подписать признание. 

"О, не ты тоже," застонал я. Но просто в угоду Чунгне я написал  записку Фазану Плукеру и его сподвижникам, обвинив их в том, что они фашисты, не лучше нацистов или японцев во Второй мировой войне.

Чунгня передал записку Шикельгруберу, который,  обрадовавшись, что Иностранный Дьявол наконец подписал признание, бросился с ней через реку. Записка была всего лишь уловкой, предпринятой во время дежурства Чуни, который сходил на кухню  и вернулся с миской, полной супа из лапши, с сушеными креветками, и настоящим, подлинным, браконьерским яйцом, плавающим сверху. Чунгня мог получить те сушеные креветки и яйцо от индийских торговцев, и наверняка заплатил за себя сам. 

Когда я наслаждался этой вкусной трапезой, Чунгня, к которому теперь присоединились Чубби и Коротышка, присели на край моего надувного матраса и стали вязать, кто носки, а кто перчатки. 

Позже к ним, к моему удивлению,  со своей шерстью присоединился Марло.

На следующее утро меня разбудил Шильгрубер, который вошел в мою камеру яростно крича. Сжав руку в кулак, он поднес его к моему лицу.  Хотя я был слаб, я схватил его за лацкан его куртки левой рукой. Он отшатнулся от меня и упал на спину. Вскочив на ноги, все еще крича на меня, он стал отступать назад и упал второй раз, споткнувшись о ступеньку в мою камеру. 

Шилькгрубер потерял лицо перед своими людьми, и я понимал, что с этого момента он будет еще более отвратительно.

Хафлоп и Дамодар были взяты отдельно для дальнейшего допроса тем же утром, но на другую сторону реки, а не в тот небольшой тибетский дом, где меня допрашивали накануне. В ту ночь Харроп, по пути к к туалету  в темноте, смог просунуть в мою камеру  записку. Он сообщил мне, что китайцы хотят знать, как мы сообщались между нашим кемпингом в Сайпале в Непале и нашей штаб-квартирой в Лондоне. Харроп сообщил им, что мы использовали почтовых голубей в Бомбее. Мальчики из Гартока приняли  объяснение Харропа!

Около 18 часов Чунгня открыл дверь моей камеры и вошел с половиной книги стихов, которую мы привезли из нашего базового лагеря в Непале и которую китайцы конфисковали в тот день, когда нас перевезли в Таклакот. Оказалось, что Харроп отправил записку с просьбой вернуть ему его любимую книгу "The Centuy of Poetry" от Папы Китсу, и китайцы, желая поощрить его за признание относительно почтовых голубей,  должным образом наградили его. Благодаря Чунгня, у меня теперь была половина книги, Харроп разорвал  ее в на две части.

Какую же  радость мне доставила эта  полукнижка поэзии, и как она повысила мой моральный дух! Я читал и перечитывал каждую строчку, которые знал наизусть. 

Я нашел одно из стихотворений Александра Поупа удивительно подходящим к моей ситуации и решил нацарапать его на стене. И тут я заметил, что кто-то уже писал там передо мной. Что-то на санскрите, и то, что я воспринял как одно и то же сообщение на английском языке.  "Я бедный индийский трейдер. Китайцы  посадили меня." Остальное прочитать мне не удалось.

Очевидно, я был не первым заключенным, который занял эту крошечную камеру!

Я обнаружил, что у меня получается диалог с маленькой жирной беременной Меган. Крысы оказались безвредными. Они никогда не кусались, и когда Чунгня принес мне кусочек китайского хлеба, я поделился им с моими маленькими сокамерниками. Меган сидела у меня на плече в то время, когда  на обрывках бумаги я вёл свой дневник. Чтобы избавиться от нее и лечь спать, мне приходилось аккуратно охватывать ее за толстый животик и относить в её личную крысиную дыру. 

Мне становилось все хуже, головокружения не прекращались, комната вращалась вокруг меня. Я больше не мог смотреть на вареный суп из репы за завтраком. Большую часть времени я спал. Я жаждал свежего воздуха и солнечного света. 

В полдень меня разбудил Шильгрубер, ткнув мне в лицо дулом своего пистолета. Его сопровождал телохранитель Его Превосходительства губернатора  Фазана Плукера. Я покачал головой и перевернулся, тогда они схватили меня за ноги, вывокли из спального мешка и поставили на ноги.  Коротышка и Лофти присоединились к двум другим в качестве моего сопровождения, и для того, чтобы оттащить меня на допрос.

Допрос проходил в том же красном здании. Я прислонился к стене позади себя. 

- Встаньте прямо," - закричал на меня Смузи. 

- Иди к чёрту... ответил я , чувствуя, что мне наплевать, что они сделают со мной. 

Смузи достал  записку, которую я отправил им с  Шильгрубером. 

 - Распространяется ли это шикарное размещение в отеле также на индейцев, граждан Индостана? Кто тот бедняга, который занимал мою камеру до моего приезда? Вы арестовали его за то, что он имел карту?- спросил я. 

Смузи стал почти фиолетовым от ярости. 

 - Никогда никого не было в вашем номере отеля,-   прогремел он, а затем сказал: 

- сядьте. 

Он подтолкнул меня к стальному стулу. Я проигнорировал его приказ. Смузи дал сигнал одному из двух охранников, и тот поставил позади меня стул.

Я  уже почти коснулся стула, как другой охранник выбил его из под меня.

 - Нет, ты должен сидеть на полу, крикнул Смузи. 

Я посмотрел вдоль ряда лиц на противоположной стороне стола. Они все улыбались. Иностранный дьявол вот-вот потеряет лицо. Я снова сел  на высохший грязевой пол. 

Около двадцати минут мы повторялись прежние вопросы, они пытались поймать меня на ошибке. 

Затем Смузи задал мне новый вопрос:

 - Как вы связывались со своим начальством!  

Я вспомнил записку Храпа и ответил:

и затем, почувствовав дурноту, добавил:

Ты останешься там, где ты есть, - сказал Смузи.

- Хорошо," я ответил. Я буду испражняться  кровью и жидким стулом прямо тут, на вашем полу.

 Смузи поговорил с охранниками, и меня выпроводили из красного здания.  Мне пришлось присесть в уголке двора, окруженного любопытной толпой китайских солдат и тибетцев. Я был слишком болен, чтобы испытывать чувство смущения. Тибетцы качали головами. В конце концов два охранника помогли мне подняться на ноги и сопроводили обратно. Охранники дали Смузи пространное описание того, что произошло, потому что они видели лужу крови, которую я оставил на земле. Смузи больше не мог утверждать, что я вру. Я воспользовался возможностью и повторно обратился с требованием предоставить мне медицинскую помощь, и Смузи сообщил мне, что вопрос все еще находится на рассмотрении, и что моя подпись на этом жизненно важном листе бумаги, по всей вероятности, обеспечит скорейшее прибытие врачей.

Я начал загружаться, звук голос становился все дальше и дальше. Охранники пытались тормошить меня. В один из моментов просветления сознания я сказал Смузи,  что должен лечь.  Я слабо слышал китайские голоса, но они звучали так, будто они доносились  до меня через длинный туннел. Все стало чётче, и я услышал голос: "Подпиши, и все будет хорошо."

В тот момент я почувствовал, что буду готов подписать что угодно, лишь бы сбежать из этой кошмарной камеры. У меня остался последний аргумент:

 - Я слишком болен, чтобы читать, что там написано. Мне нужен врач. Мне нужна медицинская помощь. 

- Медицинская будет, - ответил Смузи. - За дверью нас ждет врач. Подпишите это простое признание, и  вы получите самую первоклассную медицинскую помощь. 

- А если я не подпишу? 

- Тогда помощи не получите.

 Сознание постепенно  возвращалось ко мне. Худшее, что они могли сделать, это убить меня, и в том состоянии, в котором я был, мне было наплевать – жить или умереть, поэтому я прошептал: 

 - Я увижу тебя в аду первым... 

Губернатор Фазан Плукер отдал приказ, и охранник справа схватил сзади мое горло левой рукой, а  правой держал меня  меня за волосы так, чтобы я мог смотреть только прямо вперед. Другой охранник встал передо мной, направил в меня свой ППШ. 

- Вам будет легче, если вы подпишете это простое признание, что вы - Пес Американской C I A и лидер вооруженного вторжения в Китайскую Народную Республику. 

Я прошептал "нет", охранник  поднял свой ППШ и передернул затвор.  Охранник, державший меня, встал так, чтобы его не задела пуля, предназначенная мне.

- Мы даем вам последний шанс. Подпишите - и останетесь живы, а вашим здоровьем займутся лучшие китайские врачи. Если мы не застрелим тебя сейчас, то ты получишь двадцать или тридцать лет тюрьмы в Пекине. Поверь, это не самое лучшее место в мире, старина.

- Нет, с трудом ответил я, и отключился. Последнее, что я помню, это жгучая ненависть к моим палачам.

Я пришел в себя, когда Чунгня и Чубби изо всех сил  стараясь действовать аккуратно, заносили меня в мою камеру. Будучи лишенным еды и воды я ослабел настолько, что уже не мог передвигаться самостоятельно.

Не знаю, что сыграло большую роль в послаблении режима моего содержания: осознание  того, что я скорее умру, чем подпишу признание, или то, что я сравнил китайцев с фашистами, — но  этот день стал для меня настоящим  праздником, и я с наслаждением  грелся на солнышке.

 Ситуация с туалетной бумагой в связи с моей дизентерией была отчаянной. У нас не осталось никаких запасов. Я зашел на кухню и присвоил себе старую рваную армейскую  тунику, которую иногда носили наши охранники при приготовлении пищи.  Взяв куртку в помещение, я разорвал подкладку и обрадовался: она была набита слоями мягкой ваты, которая была гораздо нежнее и мягче и обычной туалетной бумаги. 

 В ту ночь охранники привезли на кухню  овцу, и то, что последовало, было одной из самых отвратительных сцен, которую я когда-либо видел. Марло и Коротышка связали у нее ноги и начали избивать  бедное беспомощное животное.  Марло был обут в баскетбольные бутсы и, судя по выражению его лица, наслаждался избиением. Когда животное уже лежало неподвижно, они начали указывать на его глаза. Я вспомнил что всякий раз, когда мертвую овцу доставляли в нашу тюрьму (эту первую привезли  живой), то среди охраны  была большая конкуренция по поводу того, у кого должны быть глазные яблоки мертвого животного, которые наши китайские стражи считали большим деликатесом и съедая их сырыми. Я с содроганием отвернулся. Марло и коротышка сцепились в драке, но тут вышел Шилькгрубер и вырвал глаза у еще живого животного.

Я вернулся в свою камеру не в силах присутствовать при этом зверстве. 

"Итак, вот что такое марксизм, реализованный на практике", - подумал я про себя. Почти подсознательно я подошел к стене своей камеры и вытащил один из камней, блокирующих крысиный ход. Маленькая толстая беременная Меган появилась сразу, глядя на меня, ее длинные усы двигались, когда она нюхала воздух. Я потянулся  вниз и поднял ее, и, соскользнул с ней вместе в свой спальный мешок.  "Ты здесь самое милое существо, моя маленькая крыса," - сказал я ей. " Я не имею никакого отношения к этим китайцам, они чертовски ужасные люди."

В ту же ночь я так же осчастливил и  Дамодара. 

 Чтобы скрыть свою дорогую подружку - беременную крыску Меган  от жестокостей Шильгрубера, я прятал ее  его в нижней части моего спального мешка. Но утром,  извиваясь, Меган приползала к моему  лицу с пучком ваты во рту. 

Гарантией моего психического здоровья во время заключения в одиночной камере для меня стала музыка. Я сидел с закрытыми глазами и медитировал на оркестровые концерты которые я посещал в прошлом. Постепенно мне удалось вспомнить и прокручивать про себя целые отрывки классической музыки. Пятая симфония Чайковского была первым крупным произведением, которое я смог "прослушать"  от начала до конца. Моим величайшим достижением стала симфония "Eroica" Бетховена во всей её полноте. 

Потом я увлекся музыкой кино, и вспомнил отрывки от композитора, которого рассматривал как одного из лучших кинокомпозиторов, Эриха Вольфганга Корнгольда. 

Чтобы согреться в светлое время суток, я стоя дирижировал воображаемым симфоническим оркестром. Грусно, что наблюдающие за мной крысы, не могли вместе со мной наслаждаться прекрасной музыкой.

В своем учении Будда сказал: "Я могу  научить вас только двум вещам: "что всё есть страдание и как уйти от страданий." Я нашел свое облегчение от страданий в музыке. В своем насильственном одиночестве в  холодной тюремной камере , похожей на морозильник, я сбежал от земных уз, и под музыку великих композиторов прошлого  обрел внутренний покой и спокойствие духа, которого никогда прежде не испытывал. 

Наступил рассвет, и у меня появились  идеи о другом виде музыки. Нам запретили говорить друг с другом во дворе тюрьмы, а как обстоят дела насчет пения песен? 

Никто из наших охранников не говорил по-английски. Я решил попробовать дело, думая, что привести наших охранников в хороший юмор с небольшой левизной не помешает. У меня была пара шерстяных варежек, перчатки минус половина пальцев, которые моя жена Джин вязала для меня, прежде чем мы отправились в Гималаи. Я предложил использовать их как театральный реквизит. Большинство наших охранников были во дворе, готовили вечернюю трапезу, ошкуривали и разделывали овцу,  глаза которой вчера выколол Шильгрубер. Харроп и Дамодар сидели у стен своих камер. 

Я встал на верхнюю ступеньку и запел. Я подарил китайцам очень веселую песню из  мюзик-холла, сделанную знаменитой мисс Веста Тилли. 

Китайцы взревели от удовольствия,  особенно им понравилось как я очень театрально брал свои перчатки без пальцев и размахивал ими в воздухе. Чунгня не выдержал и присоединился ко мне на верхней ступеньке, пародируя мои действия.

 Тогда я объявил, что мы с Харропом и Дамодаром споем валлийский национальный гимн. Китайцы не понимали того, что я говорил, но им очень понравилась наша пародия.

Я спел несколько старых песен Первой мировой войны, таких как 'Silver Lining' и 'Good Byee', но используя свои собственные слова. Песня за песней, я рассказал  Харропу и Дамодару о моих допросах. 

 Затем Харроп встал и спел "Ilkley Moor." Это одна из тех бесконечных песен, которые, кажется, продолжаются вечно. К тому времени, когда он закончил свой сольный виртуозный спектакль, я был полностью в ккурсе того, как происходили их допросы. 

Им было важно, чтобы руководитель экспедиции признался, что мы были иностранными шпионами, которые готовили  вооруженное  вторжение западных империалистических сил в Тибет и Китай. Они считали, что я сломался и рассказал им все. У Харропа также сложилось впечатление, что этот вопрос носит срочный характер и что задержки между допросами объясняются трудностями с коммуникациями с вышестоящими начальниками, с которыми сталкиваются китайцы. Харроп выяснил, что наш материал был передан по радио китайскому военному штабу в Лхасе, откуда, после дальнейшей оценки, он был направлен в главную армейскую базу Китая, которая руководила  оккупацией Тибета. 

Харроп  считал, что наш храбрый Коила и другие  носильщики добрались до Сайпала, и что другие члены нашей экспедиции уже вернулись в Индию, понимая, что необходимо как можно скорее  уведомить британское правительство и индийские власти о нашем захвате и инициировать протест против того,  что  Китай арестовал гималайских исследователей под дулом пистолета на непальской территории. 

Как мы потом узнали, китайцы  лгали обеим правительствам, а также непальскому правительству, которое позже тоже потребовало  разъяснить ситуацию, заявив, что у них нет пленных в Таклакоте, и что они никогда не слышали о Вигналле, Харропе и Сувале. Китайская ложь была разоблачена, когда Джек Хенсон опубликовал в New Dew  мою  записку, пронесенную через  Гималаи преданным Койлой, и в которой моим почерком было описано, где и как мы были захвачены и куда увезены.   Палата общин потребовала от британского правительства сделать все от него зависящее, чтобы добиться освобождения трёх членов первой валлийской гималайской экспедиции.

К настоящему времени Пекин должен был понять, что если бы они не получили от нас признание, то очень скоро они должны были бы уступить международному давлению и освободить нас. Поэтому было крайне важно, чтобы мальчики из Гартока  как можно скорее получили бы от нас признание в шпионской деятельности. Как только это признание было бы  выпущено в мир, то  Харроп, Дамодар и я могли быть осуждены за шпионаж и приговорены к суровым тюремным срокам на законных основаниях. 

Нашим главным союзником в борьбе за свободу, было индийское правительство. В то время Индия собиралась предоставить Китаю место в Организации Объединенных Наций, и Индия убеждала Китай, что арест и заключение в тюрьму ни в чем не повинных гималайских исследователей может нанести Китаю значительный ущерб. 

Те высшие офицеры индийской армии, которые знали истинные факты, вполне разумно держали рот  на замке Никто не говорил Кришану Менону или Неру, что я неоплачиваемый агент индийской военной разведки. 

Теперь я знал, какие ответы дали на допросах Харроп и Дамодар, и чувствовал себя отлично подготовленным к следующему допросу.

Процедура допроса была те же, что и раньше, предложили стул, но заставили сесть на пол. После шквала вопросов, большинство которых повторялись уже многократно -  китайцы пытались  поймать меня на неточностях, после очередного моего отказа подписать признание последовала игра в русскую рулетку с помощью автомата ППШ. Я молчал и старался не проявлять никаких эмоций. Но когда последовали угрозы, что я никогда больше не увижу ни свою жену, не своего сына, я запел:

- Что ты говоришь? Я тебя не понимаю, - закричал Смузи. 

Я продолжил пение.

 Конечно, я цитировал Байрона и Кольриджа из нашей бумажной копии "Века Поэтифрорна Поупа" Китсу. Я располагал всем  "Дон Жуаном," а также частями "Элегии Грея, написанной в загородном погосте." "The Rime of the Ancient Mariner" не имел полного успеха только потому, что у Харропа была вторая половина книги, а у меня первая.

Смузи никак  не мог понять, какое отношение имел "нарисованный корабль на окрашенном океане" к шпионажу и Тибету. 

- Это код? - закричал он

- Блестяще, старина" - ответил я. 'Да. Ты хочешь правду? ОК. Я расскажу вам факты. Но я хочу уступок. Я хочу сахар и пару сигарет для Джона Харропа. Мне также нужен хороший домашний хлеб. Я также хотел бы увидеть немного мяса на своей тарелке. И мне надоело быть одному. Посадите нас троих в одну камеру, и я вам все раскрою. 

Смузи переговорил с остальными и вернулся ко мне.доверили остальным членам комитета. 

То, что я читаю вам, - сказал я, - это последовательность кодированных или зашифрованных сигналов, которые будут распределены среди незаконных шпионских операций, называемых гималайскими экспедициями.

 - Вы всё испортили, - ответил я. Когда вы взяли нас под дулом пистолета в Чон Чжон Холе, нам оставалось всего два дня до встречи с высокопоставленным офицером Си I А. Мы должны были найти его в пещерах недалеко от деревни Пхрупа в Хатанге. 

- Опишите вашего агента", - настаивал Смузи. 

- Прошу прощения. Я понятия не имею, как он выглядит, но его зовут...

Я должен был выдумать что-то в спешке...

-  Браун, Чарльз Браун. 

- Тогда должен быть кодовый знак. Секретный знак. Что это Плавность продолжалась. Я должен был думать о чем-то быстром и тоже правдоподобном. 

- Продолжай идти влево, Бойо," - сказал я.

Смоути записал это. Потом посмотрел вверх. 

И вот, по велению Смути в течение нескольких часов я повторял свою поэзию очень медленно, чтобы Смузи мог перевести ее для  Книжного червя, который с трудом записал все это в своей маленькой книге. Когда у меня иссякли все мои поэтические познания, я напрягся и вспомнил несколько строк из Шекспира, которые затвердил еще в школе. Я отступил лишь от слов "Бог для Гарри, Англии и Святого Георга," на случай, если это прозвучит слишком шовинистически по-британски. 

 - Мы посмотрим, какие сможем сделать для вас послабления ", - сказал довольный сегодняшним днем  Смузи.

Позже  на трассе показались военные, они прибыли с дороги, ведущей на Лхасу,  и я предположил, что расквартированы в том самом  секретном лагере, о котором мне рассказывали индийские военные. Увидев, как я пялился на войска, Марло закричал, чтобы Лофти отвел меня, Харропа и Дамодара в помещение. Но  я уже  подсчитал, что военных было около пятиста. Большинство из них шли пешком, некоторые передвигались на мулах. Я видел тяжелые и легкие пулеметы а также минометы. 

В ту ночь нам принесли рис с отвратительными кусками кишечника яка.  Совершенно очевидно, что моя просьба об улучшениях условия содержания  с акцентом на лучшее питание,  была проигнорирована. Наши охранники получили на обед баранину. 

 Потом произошло нечто очень странное. Шилькгрубер пришел ко мне в камеру, и я еле успел спрятать свои записки. 

Он вытащил меня из камеры и, к моему удивлению, захватил мой надувной матрас и спальный мешок. Я последовал за ним. Я был поражен,  когда он вошел в камеру Харропа — нашу первоначальную коммуналку, и бросил мое снаряжение на пол. Моя уловка сработала до некоторой степени. Личные вещи Дамодара присоединились к моим. Нас больше не держали в одиночной камере. 

 - Кого мы должны благодарить за это?  удивленно спросил  Харроп

Затем я рассказал коллегам, что произошло, и они долго хохотали. Жизнь налаживалась!

Мы отложили это ужасное решение на следующие две недели. Мы сошлись во мнении, что в первую ночь, когда будет дежурить Чунгня, около двух или трех часов ночи, когда он пзайдет к нам и сядет, по его обыкновению  сядет на край моего воздушного матраса, я оглуши его камнем, который предварительно положу в шерстяной чулок.

Я понятия не имел, какое количество силы потребуется, чтобы привести человека в бессознательное состояние, но не убить его. 

Наступила роковая ночь. Мы были в наших кроватях уже в 18:00.  Чунгня сменил Марло на посту дежурного охранника около двух часов ночи. Наш китайский друг вошел в нашу камеру. 

 Я сел в своем  спальном мешке. Харроп и Дамодар так эффектно храпели, что  я боялся, что Чунгня грохнется до того, как они проснуться. Сидя на моей кровати, чуня вытащил шариковую ручку и написал что-то на прорезиненной ткани моего воздушного матраса, а потом указал на свой нос. 

Я посмотрел на то, что он написал. Надпись была сделана не китайской каллиграфией, а латиницей, и я смог прочитать: "Сунь Тянь Сунь." Чунгня доверял мне своё настоящее имя, то, что он и все остальные охранники запретили делать начальству! 

Я был глубоко тронут этим. Когда я прочитал написанное вслух, он широко усмехнулся и сказал: "Чид, яппа." 

За воротами завыла тибетская собака и Чунгня повернулся в ту сторону.  Настал подходящий момент, я сжал носок и почувствовал вес  смертоносного камня. Я вытащил примитивное оружие из своего спального мешка. 

-  У нас к вам очень серьезные вопросы. Теперь мы хотим знать, что является ключом для кодов для расшифровки ваших книжных текстов. 

 - Я не знаю ключ. Я просто нес сообщения для агента  ЦРУ, которого должен был встретить в пещерах в Хатанге.

- Кто лидер Британской коммунистической партии? 

Я на секунду задумался  и ответил: 

- Гарри Поллит.

 К моему изумлению, весь комитет начал скандировать "Arreepollit, Arrip-pollit," и их лица расплылись в улыбках. Я вздохнул с облегчением, потому что не был  уверен в своих фактах. 

- Тот же человек, о котором я говорил раньше," - сказал я,  - Аллен Даллес.

 - То, что ты говоришь, это ложь! Джон Фостер Даллсз -  лидер американской разведки, он так же контролирует шпионскую деятельность на Индостане.

 - Вряд ли,-  ответил я,  - Индия - независимая страна. Американцы не имеют права голоса во внешней политике Индии, и они никоим образом не контролируют секретную службу Индии.

- Опять врёшь, - крикнул Смузи. "Премьер-министр Индостана Неру - американский пёс.

Я не мог поверить своим ушам. 

Я должен был думать быстро. 

- Вы же знаете, - сказал я, - что уран 235 является источником энергии? 'У вас огромная армия в Тибете. У вас есть самолеты, летающие в Тибет и из него. У вас есть то, что вы считаете секретными базами. Теперь ничего не секретно. Я однажды выпивал  с одним из ученых, которые работали над тем устройством, которое сейчас лежит на вершине горы Эверест. Между бокалами он рассказал мне немного о том, что происходит. Электрические батареи имеют короткий срок службы.  Американцы изобрели систему, при которой электрический ток с низким энергопотреблением, необходимый для мощных дальнобойных устройств. Он может подаваться от небольшого генератора, который питается Ураном 235. Видите ли, Уран 235 - не самая важная часть этого пакета электроники Эда Хиллари и Тензинга, оставленных на вершине Эвереста. Это просто источник энергии.

Мальчики из Гартока выглядели чрезвычайно серьезными. Наконец, эта хладнокровная дьявольская англо-американская шпионская операция должна была быть раскрыта! 

 - Нет проблем, сказал я, подтверждая его худшие страхи. 

Их не нужно заменять, - сказал я, - Источник энергии Uranium 235 будет обеспечивать работу аппарата наблюдения в течение всей жизни. 

Я увидел выход из своего положения. 

- Налканкар," - сказал я, -  Я должен был встретиться с Чарли Брауном в Хатанге. Но он не альпинист. Я же не только альпинист, но как я уже говорил, когда ты впервые пригласил меня поговорить с тобой, я инженер. Чарли Браун доставил бы аппарат мне, и я бы отвел его на вершину Налканкара, или еще лучше, если бы мы смогли пройти мимо ваших пограничников, и подняться на вершину  Гурлы Мандхаты.

- Вы сидите прямо под ней. Эта казарма лежит у юго-западного подножия Гурлы Мандхаты. Это самая высокая гора, лежащая полностью в Тибете, высотой более 25 000 футов. Видите ли, высота дает аппарату дополнительный диапазон, так что он может видеть над кривизной земли. 

Вы можете встать с пола и сесть на стул.  Мы рады информации, которую вы нам предоставили. Сегодня вы отвечали  более честно. Можете взять сигарету, и Смузи протянул мне одну из жестянки, где их было около пятидесяти. 

- Нет, спасибо. Я не курю. "Вы можете взять некоторые из них. Смоути предложил мне доступ к открытой миске индийских сладостей, каждая из которых завернута в бумагу. Я взял полдюжины с собой и развернул одну. 

- Должны быть и другие станции, где американское ЦРУ планирует установить эти машины? 

Я решил подыграть. Но где дьявольски умное ЦРУ могло бы разместить эти чертовы вещи? Ну, я подумал про себя, если ЦРУ может разместить одну на вершине Гурлы Мандхаты, почему бы не поместить других на вершины внутри коммунистического Китая? 

- Минья Конка и Музтаг Ата", - ответил я и  указал на положение двух гор. - Вы видите, с саммита Музтаг Ата, одна из этих машин может смотреть прямо через пустыню Такламакан в китайском Туркестане, на Лоп Нор.  

 Мое упоминание о Лоп Нор, должно быть, вызвало трепет.

- Мы посмотрели ваши карты и наш атлас. Мы нашли этот Эверест. Этот западноимпериалистический шпионский аппарат должен быть удален с его вершины Народно-освободительной армией Китайской Республики. 

 - Ну, это не так просто, как все это, - возразил я,  - Эверест имеет высоту более 29 000 футов. Ты не просто поднимаешься на вершину. Чтобы подняться на самую высокую гору Гималаи, необходимо иметь многолетний альпинистский опыт. Это работа для квалифицированных альпинистов, а не солдат пехотинцев, независимо от того, насколько хорошими солдатами они могут быть. 

Смузи перевел это собранию. Они обсуждали информацию около пятнадцати минут, затем Смоути выступил вперед:

- Товарищ Мао сказал нам, что нам не нужны формалистические западные идеи или опыт для достижения справедливых целей. Этот горный Эверест можно покорить строгим тактическим применением философии председателя партии Мао Цзедуна. 

- Какая жалость, что у меня не было философии председателя Мао, когда я начал восхождение более десяти лет назад", - сказал я, -  Это бы спасло меня от больших неприятностей. Это могло облегчить мне жизнь.

Я  посмотрел на Фазана Плукера. Он выглядел ужасно довольным. На его лице отражались его мысли: "За этим могут последовать повышения." 

 – Теперь давайте поговорим о  том письме, которое мы нашли в ваших вещах. Это письмо от человека, кого зовут Кеки Буншах, и он живет в Бомбее. Расскажите нам о нем. 

Я объяснил, что Буншах, член Гималайского клуба, был подробно описан, чтобы помочь мне получить мое экспедиционное снаряжение через индийские таможни в Бомбее, и что я пригласил его приехать на запад Непала и присоединиться к моей экспедиции. 

- Этот Буншах в своем письме говорит, что он планирует присоединиться к вам во время перехода через перевал Тинкар-Липу в Тибет, а до этого он находился в Таклакоте. Этот Буншах, очевидно, фашистский агент Неру!  Согласно дате этого письма, он должен был пройти через Таклакот несколько недель назад. Мы его не видели. Что с ним случилось? 

— Я был рад узнать, что Кеки Буншах не был пойман. Позже, когда я вернулся в Индию, я узнал, что его юридическая практика была настолько перегружена,  что он не смог присоединиться к нам. Если бы Буншах прибыл в Таклакот в даты, упомянутые в его письме, он, несомненно, находился бы уже в тюрьме. 

После долгих споров, Смузи согласился с моим объяснением, что, поскольку Буншах не явился в Таклакот, он должен был остаться дома в Бомбее.

— Вы были гораздо честнее на этот раз", сказал Смузи, —  когда эта ценная информация об устройствах на вершине Эвереста будет доведена до наших властей в Китае, мы сможем рассчитывать га снисхождение к вам. Теперь вернитесь в свою комнату. 

Я пошёл обратно, удивляясь про себя тому, что  наиболее эффективным противником философии председателя  Мао было сочетание поэзии и вдохновенного вранья.

Вернувшись в нашу тюрьму, я увидел, что охранники приготовили праздничный ужин. 

Очевидно, что  27 ноября был какой-то китайский национальный праздник, хотя то, чему он был посвящен, мы так и непоняли. Однако его важность дошла до  нас, когда некоторые из наших охранников надели чистые рубашки. Марло даже сменил длинное нижнее белье. 

 Одного за другим нас проводили на кухню, и для нашего назидания Шикельгрубер подсчитывал количество блюд на пальцах. Там были лапша, яйца, свиные отбивные, баранина, сушеные креветки, пирожные из хлеба пин-са, мьен-бо, форма парного теста, , репа, арахис и другие блюда, которые мы не смогли идентифицировать. 

  Показывая иностранным дьяволам, что коммунистический Китай может превзойти кухню отеля Ритц, Шикельгрубер сиял! 

Солдаты P L A из других лагерей заходили к нам, чтобы увидеть, какие деликатесы украсили наше меню. К счастью, в этот день поваром был наш дорогой Чуня, ведь он был лучшим поваром из семи охранников. 

В середине застолья пришли два странных охранника с старомодным граммофоном. Высокий был церемониймейстером, и он ввел эту "дьявольскую машину"  в действие. Половина записей была посвящена Клунезским военным маршам. Молодые солдаты были в восторге от музыки!  Они даже прекратили есть,  наблюдая с открытым ртом,  как записи 78 об/мин вращались с неуправляемой скоростью.

Музыка была не по нашему вкусу, но еда была хорошей, на самом деле она была отличной, и мы накладывали себе столько, сколько хотели. Охранники не установили никаких ограничений на наше потребление. Это была диета, которая нам нужна, чтобы вернуть силы для путешествия по Гималаям, которую мы надеялись вскоре совершить. 

На следующее утро мы набросились на объедки, оставшиеся от ужина предыдущей ночи. Я взял кусок выпечки и попросил Чунгню впустить меня в мою старую одиночную камеру. Он открыл дверь, не в состоянии понять мою цель. Я вытащил камень из стены, а потом еще один, пока наконец не появилась унылая безхвостая крыса  и залезла мне на колено. И я не сомневался, что  это существо! Это была моя Меган, только изрядно похудевшая. 

Я дал ей кусок хлеба, она сидела прямо на моем колене и ела. Затем из дыр один за другим показался  целый выводок ее крошечных потомков. Они не рискнули подойти слишком близко, и я бросил им куски хлеба.

Пока все это происходило, Чунгня стоял, глядя на меня и моих крыс, качая головой из стороны в сторону. Он просто не мог понять, что можно так любить животных. В конце концов, когда мой запас хлеба почти исчерпан, я подобрал Меган и положил ее в отверстие, из которого она вышла. Затем я протолкнул туда остатки хлеба, повернулся спиной к моему маленькому зоопарку,  и мы вышли во двор.

Шилькгрубер  явился туда  с книгой и сел к стене, углубившись в нее. Через полчаса он отложил книгу, и Харроп вежливо попросил у него ее почитать. Наш сержант передал  книгу Харропу.  Представьте себе, это оказался китайско-английский словарь! Шикельгрубер начал учить английский, чтобы иметь  возможность слушать наши разговоры?

 Когда Шикельгрубер забирал  книгу у Харропа, из её страниц выпало что-то маленькое. Харроп быстро поставил на это ногу и подмигнул мне.  В тот момент, когда я был уверен, что за нами никто не наблюдает,  я поднял с земли этот крошечный предмет — это была маленькая черно-белая фотокарточка, на которой был запечатлен никто иной,  как наш старый друг Смузи, переодчик на наших допросах.

 Я спрятал эту  мизерную фотографию в кармане, а когда  вернулся в свою камеру, то вынул  обложку из своего маленького карманного зеркала и вложил внутрь фотографию Смузи.

 Эта фотография хранится у меня до сих пор.

Прошло долгое томительное время, прежде чем Харроп вернулся в нашу тюрьму. Он был покрыт от головы до ног пылью, и точно такое же облако пыли вытряхнул из своих  темных отросших волос. Затем он, довольно ухмыляясь, достал из кармана европейские сигареты.

- Надеюсь, ты ничего не подписал, чтобы достать эти паршивые сигареты?  уточнил я.

 Харроп усмехнулся и вытащил из кармана еще около полсотни сигарет, и переложил их в  вытянутые руки Дамодара. Я нетерпеливо ждал, пока они вдоволь попыхтят своей никотиновой отравой,  но этому не было видно конца. 

Наконец, я не мог больше сдерживать свое нетерпение и любопытство.

- Какого черта ты ухмыляешься, как Чеширский кот? Давай, рассказывай!

И Джон Харроп рассказал нам историю своего допроса.

И в этот момент далеко на обрыве раздался грохот. Как геолог, Харроп сразу понял, что происходит нечто необычное. 

-  Я лучше концентрируюсь, когда курю, сказал Хароп, пытаясь тянуть время, и ему протянули жестянку с сигаретами.  Харроп, проявив доселе ненаблюдаемую жадность, засунул в рот сразу три папиросы, и прикурил их от поднесенной охранником спички. Он сидел с тремя сигаретами во рту, совершенно со счастливым видом, а  затем сказал: 

И вслед за этими словами лавина из валунов и щебня  взметнулась над обрывом позади  красного здания. Мальчики из Гартока подняли глаза и увидели валуны размером с кресла, отскакивающие от скалы и облако красной пыли окутало красное здание, двор, "Мальчиков из Гартока!, Харропа и охрану. 

Когда облако пыли осело, то  Харроп по прежнему сидел на своем стальном стуле, и по прежнему пыхтел тремя сигаретами.  "Мальчиков из Гартока" не было нигде видно.  Потихоньку, один за другим, они высовывали голову из под стола и поочередно опасливо стали вылезать. Они уже собирались сесть, когда увидели, что оба охранника Харропа, отбросив свои автоматы, лежали на земле, засунув свои головы под металлический стул Харропа. Лишним будет упоминать, какую они за это получили взбучку.

Итак, китайцы потеряли свое лицо перед Харропом. Возможно поэтому они стали разговаривать с ним гораздо предупредительнее.  Харроп передал Смузи письмо, адресованное его родителям в Великобритании, с просьбой, чтобы китайцы отправили его в Англию через Липу Лекх, передав его через одного из индийских торговцев. 

- В Таклакоте больше нет индийских трейдеров", - ответил Смузи.

- Если Липу Лекх закрыт, то означает ли это, что и Тинкар Липу, и Урай Лекх в Непал также закрыты?" спросил Харроп. 

 Смузи ответил утвердительно, подтверждая худшие опасения Харропа.

Затем Харроп протянул мне лист бумаги. 

- Они сказали мне передать вам это,  чтобы вы подписали  ваше признание, причем своим настоящим имением, а не вымышленным. 

Я подумал и подписал признание как Чарли Браун.Смузи был счастлив! 

 Подпись, Сидней Вигналл, 10 декабря 1950 года. 

Смузи зачитал текст остальным. К моему удивлению, Фазан Плукер согласился с текстом.  Я выиграл! Единственное признание, которым они обладали, было подписано именем знаменитого американского персонажа комикса.  Какое счастье, что  Смузи получил образование в Шанхае, а не в Америке или Англии, тогда бы он не мог не знать, кто такой Чарли Браун.

Меня попросили дописать следующее: " Мне очень понравилось мое пребывание в  тибетской провинции Китая я хотел бы официально заявить о своей признательности за их справедливое и гуманное отношение ко мне и Харропу и Сувалю, и я благодарю Китайскую Народную Республику за прекрасное жилье и щедрые продовольственные пайки, предоставленные нам. Меня огорчает уход моих братских товарищей по Народно-освободительной армии Китайской Республики, и я приветствую Великого рулевого Мао Цзе-дуна и приветствую ведущую роль Коммунистической партии в восстановлении китайской провинции Тибет"

- Извините, никаких рекомендательных писем этому отелю и его поварам я подписывать не буду. Это выше моих сил.

Китайцы были готовы к моему отказу, они были опьянены успехом в получении моего признания. Мы поаплодировали завершению наших договоренностей и затем я спросил: 

 - Харроп говорит,  что все три пропуска в Непал и Индию закрыты на зиму, и что нам придется вернуться домой через Китай. Каковы будут наши договоренности о возвращении домой?

- Вы не будете возвращаться через Китай", сказал Смузи. Вы вернетесь через Гималаи. 

Я понял, почему они сказали Харропу, что мы вернемся через Китай. Им было необходимо добиться от нас признание. Теперь, когда оно было у них в руках, подписанное старым добрым Чарли Брауном, они считали,  выполнили свою задачу. 

В тот момент я понял, что Коила и три других наших носильщика попали в наш экспедиционный лагерь в Сайпале, и что на Пекин было оказано международное давление, чтобы он смог освободить нас. Теперь, когда мальчики из Гартока получили признание, Пекин мог утверждать, что мы были шпионами и что мы признались. 

Но будет с нами? Они действительно планировали отправить нас через гималайские перевалы декабре? 

- Хорошо, сказал я. Пусть это  будет Липу Лекх, ведущий  Индию.

Смузи покачал головой.

- Тогда Тинкар Липу", предложил я. 

Смузи снова покачал головой. 

 - Вы вернетесь  обратно тем путем, каким попали сюда - через перевал Урай Лекх. 

Я понял. Китайцы решили перехитрить мировое сообщество и  убить нас  весьма изощренным способом.  Они отправляли нас зимой  через перевал Урай Лекх  и через ущелье Сети, через которые в это время не ходят даже непальцы. Если бы они разрешили нам вернуться обратно  через Липу Лех или хотя бы Тинкар, но Урай Ла? Этот перевал сложен для прохождения даже летом!

Чанг содержался в хорошо закупоренной тибетской деревянной бутылке. После двух стаканов чанга мы с Харрропом были в полном порядке, наш Дамодар же сильно захмелел. 

Как заметил Харроп, Дамодара достаточно лишь понюхать пробку.

Дамодар уснул, Шилькгрубер тепло распрощался с нами и ушел, остались мы с Харропом и Чугня. Улыбаясь и показывая на нас поочередно пальцами, он назвал наши имена на свой лад:  "Чид" и "Юнг." 

Я наклонился вперед и сказал ему:  "Сан Тянь-Сан".  Он нахмурился. Тогда Харроп произнёс  его кличку: "Чунгня."  - и  наш милый китайский солдат широко улыбнулся. 

Я нарисовал карту Европы, Малой Азии и части Азии на полу нашей камеры, используя кончик пальцев, и прочитал страны, через которые мы с Харропом проезжали по пути в Индию, Непал и Тибет. Имитируя своей рукой работу рукоятки, которой заводят автомобиль, я дал понять, что мы проделали этот путь на авто. 

 Чунгня положил руку на мою руку и, указывая на нос, сказал: "Чунгня", а затем показал жестами движения запуска мотоцикла и вождения его. Мы с Харропом понимающе кивнули. Затем Чунгня повторил выступление, только на этот раз продемонстрировав, что он ведет машину. 

Затем  Чунгня указал на нос,  и  начал отсчитывать пальцы. Когда он закончил, он снова указал на нос. Мы так поняли, что Чунгне, очевидно, было двадцать два года. Затем он вновь повтори имитацию движения автомобиля, и при этом говорил : "Чамдо, Лхаса, Таклакот", после чего отсчитал на пальцах цифры двадцать три и двадцать четыре. Усмехнувшись, он указал на землю,  сказал: "Таклакот", после чего  нажал на воображаемый ручной тормоз и выключил воображаемый двигатель. 

Таким образом мы узнали дату завершения Стратегической военной магистрали на запад Тибета. Эта дорога будет завершена в течение двух лет, и тогда  коммунистический Китай сможет разместить огромную, хорошо обученную и оснащенную армию в 250 милях от столицы Индии Нью-Дели. 

После того, как Чунгня ударил нас по спине и оставил в покое, мы с Харропом обсудили эту важную информацию. 

Мы мало спали в ту ночь, хотя Дамодар спал как мертвец и храпел, как бегемот. На рассвете мы с Харропом собирали снаряжение. Я ужасно обрадовался тому,  что не только наши камеры были возвращены, но и наши кассеты с неэкспонированной пленкой были на месте. После завтрака, состоящего из  цампы и чая приехал китайский офицер.

Пришло время отправиться обратно в направлении Джиткот Гомпы,  затем в деревню одноглазого Пхрупы Хатанга, в ущелье Чон Чжун Холы,  и, наконец, нас ждал перевал  Урай Лекх. И если бы мы смогли пересечь этот гималайский водораздел, впереди нас ждала ужасная перспектива пересечь засыпанное лавинами ущелье Сети. 

Наш эскорт должен был включать офицера и довольно злого маленького солдата P L, которого мы сразу же окрестили "Ранти" из-за его низенького роста. Рунти был из тех мерзавчиков, которые наслаждаются волостью над бесправными людьми, и при любой возможности то пинал наше оборудование, то  кричал на нас с Харропом и даде угрожал нам  винтовкой. 

В конце концов он настолько вывел Харропа из себя,  что тот оттолкнул ствол Рунти в одну сторону,  левой рукой, схватил правое ухо Рунти и начал его выкручивать. Рунти заорал. Толстый офицер приказал  охранникам вырвать Рунти из тисков Харропа:

 - Хорошо, я отпущу его, - сказал Харроп, - Но по крайней мере, этот мерзавец дважды подумает о том, чтобы продолжить вести себя подобным образом

Я повернулся к Чунгне. Он выглядел серьезно и качал головой. Я понял, что у нас был враг в лице Рунти.

Каждому из нас выделили мула, и два дополнительных мула несли наши грузы, которые включали в себя наши две палатки и прочее оснащение. Караван  состоял из Харропа, Дамодара и меня, маленького толстого офицера,  Рунти, Чунгни и Шикельгрубера. 

Офицер нес пару биноклей, у него и Шикельгрубера были полуавтоматические пистолеты китайского производства 32 калибра.  Чунгня, Шикельгрубер и Рунти были вооружены автоматами ППШ.