Джамму и Кашмир
Джамму и Кашмир
Пенджаб
Химачал Прадеш
Харьяна
Уттаракханд
Раджастхан
Уттар Прадеш
Гуджарат
Мадхья Прадеш
Бихар
Джаркханд
Западная Бенгалия
Сикким
Ассам
Аруначал Прадеш
Нагаленд
Мегхалая
Трипура
Мизорам
Манипур
Махараштра
Чхаттисгарх
Одича
Гоа
Карнатака
Телингана
Андхра Прадеш
Керала
Тамил Наду
Андаманские и Никобарские острова
Дели
Ладак
Тибетский автономный округ
Мьянма
Бангладеш
Пакистан
Непал
Бутан
Шри-Ланка

Аравийское море

Бенгальский залив

Индийский океан

Шпион на крыше мира

  • 41
    30 июн. 2020
    Elena Vasta (сайт-админ)
    Мы миновали поворот на  монастырь Таклакота, и пошли вдоль горы.   Обрывистая стена, которую мы обходили, была усеяна пещерами, фронтоны некоторых пещер были забиты кирпичом, а вход осуществлялся через  деревянную дверь. 

    Здания у подножия скалы  были обнесены  кирпичными стенами, во дворах  были привязаны пони.  Однако жилища, расположенные на высоте, были  интереснее. Некоторые пещеры  имели деревянные веранды, пристроенные к скале, в результате чего скала напоминала горные террасные поля.  Эти веранды были сделаны из тонких веток ивы и имели перила, с которых свисали  ярко окрашенные молитвенные флаги. Полдюжина пещер была объединена одной верандой, а единственным средством попадания туда была пятидесятиступенчатая лестница из тополя. Дым выходил наружу прямо из входов.  Пещеры были так густо населены, что походили на муравейник, а люди подобно муравьям, нескончаемыми вереницами перемещались вверх и вниз по лестницам. Большую часть грузов переносили  женщины. 

    "Просто подумайте, - прокомментировал Харроп, -  через некоторое время мы будем есть китайскую еду совершенно бесплатно". "Вы думаете, что они пригласят нас поужинать в дом офицеров?"  - осведомился у него я. "Обязаны", - ответил Харроп. 

    Он отличался  изумительной  доверчивостью и наивностью. "Они не могут быть настолько нецивилизованными, чтобы не пригласить нас к себе."  Мы оптимистично визуализировали различные заманчивые и экзотические меню, которые мы бы попросили у китайцев. 

     Добравшись до места, где река кружилась у обрыва, мы преодолели этот тупик, поднявшись по крутой дорожке на вершину хребта. Когда путь выровнялся, я повернулся, чтобы посмотреть на оставшийся вдалеке  индийский торговый базар, затем перевел свой взгляд на берег Карнали. Он представлял из себя  вертикальную нависающую стену из глины и валунов, и,  по кучам обломков горных пород, была довольно неустойчивой.  Рядом с грудой валунов  было 2 здания. Одно, окрашенное  в красный цвет, было резиденцией бывших монахов. Другое здание более поздней постройки было окрашено в тусклый  серый цвет. У обоих зданий был только один этаж, но каждое здание занимало  гораздо большую площадь, чем средний тибетский дом. 

    Стороны серого здания были около пятидесяти ярдов в длину и а высота стен были около пятнадцати футов. Это была новая казарма китайской армии; пиломатериалы для крыш и дверей были привезены через индийский перевал  Липу Лех. Красное здание прежде было явно монашеским,  теперь же его  использовали в качестве офицерского штаба. Здесь проживал комендант Таклакота, хладнокровный мясник, который всего за несколько месяцев до этого казнил одного из своих солдат пулей в затылок за просьбу об отпуске.

    За двумя зданиями находился холм высотой в несколько сотен футов,  на вершине которого велись строительные работы. Возводили какое-То большое  здание, стены которого находились в стадии завершения, и десятки одетых в хаки фигур сновали туда-сюда, причем они не ходили, а бегали. 

    К вершине холма вела извилистая дорожка,   покрытая непрекращающейся процессией людей  и животных. Яки перевозили огромные тюки древесины, а мулы - ящики с оборудованием или грузы с прямоугольными  четырехгаллонными  бочками с водой. Длинные вереницы тибетских женщин медленно  тянулись в гору, каждая из которых несла на спине корзину,  поддерживаемую ремнем, перекинутым  через лоб. Корзины были заполнены камнями, и каждая женщина несла не менее ста фунтов груза. Другая линия женщин с пустыми корзинами двигалась   по холму вниз, умело обходя неуклюжих тихоходных яков, занимающих  на узкой дорожке все доступное пространство. У берега реки взвод китайских солдат заполнял водой четырехгаллонные бочки и грузил их на мулов, по четыре бочки   на одного мула. 

    Это нескончаемое производство  в светлое время суток не останавливалось ни на минуту. 

     После того, как мы достигли гребня скалы, дорога снова пошла вниз, и мы оказались  пределах броска камнем от берега реки. Тибетские жилища, которые можно было увидеть, были немногочисленны. Нас подвели к последнему.
     Я увидел дым, поднимающийся со двора одноэтажного здания, и, к моему удивлению, дым , также выходил  из вершины огромного валуна, расположенного в нескольких метрах от  тибетского дома. Я увидел, как женщина вошла в узкий проход, расположенный подножия этой тридцатиметровой скалы. Тибетцы выдолбили внутри валуна дом! Позднее я узнал,  что у подножия скал Таклакота было несколько других "пещерных жилищ внутри валунов". За одноэтажным домом через Карнали был переброшен большой деревянный консольный мост тибетской постройки. Одноэтажный же  дом в обозримом будущем должен был стать нашей тюрьмой.

     Ровно в 15 часов  через открытые двойные двери старого дома мы вошли во внутренний двор и сбросили свои рюкзаки на сухой грязевой пол.

  • 42
    14 июл. 2020
    Elena Vasta (сайт-админ)
     Наш вооруженный эскорт исчез а недрах здания, мы же остались стоять посреди двора.

    " Двор состоял из  двух частей, одна выше другой, между собой они соединялись  небольшим ступенчатым пролётом. 

    В верхней  части двора находились четыре жилых помещения. Нижнюю часть двора опоясывала стена со ступеньками для дозорных, таким образом любой человек, приближающийся ко двору снаружи, мог быть обстрелян.

    На правой стороне сдвоенных входных дверей, ведущих  во двор,  была  устроена  кухня, которую образовывали две  стены с потертым брезентом, брошенным поверх них, в центре брезентовый потолок  поддерживал  столб, уложенный горизонтально на эти две стены. В кухне был примитивный очаг из высушенной глины, на котором кипели три больших котла.  Напротив кухонной зоны находился  примитивный туалет. Он состоял из стенового корпуса с двумя отверстиями в полу, ведущим в котлован под фундаментом. 

    В задней части нижнего двора находилась  основная часть здания с   двумя окнами. Меньшее из окон имело железную решетку, это было окно нашей будущей камеры. Большое застекленное окно  открывалось в помещение наших охранников, и это было  первое  стеклянное  окно, которое мы видели в Тибете. 

    «Не похоже на роскошный отель, не так ли?"  сказал Харроп, оглядевшись. 

    Я должен был согласиться с ним. Наша новая обитель  была крайне  удручающей.  Здание, когда-то тибетское, теперь использовалось в качестве китайской тюрьмы. Два маленьких мертвых дерева торчали на каждом конце крыши, между ними была натянута  струна для молитвенных флагов.  

     

    Мы присели на полу центрального двора, и Дамодар упомянул, что он голоден. Наши аппетиты еще больше разыгрались от запаха кипящей баранины, доносившегося  с кухни. 

    Увидев индийца, выходящего из окружения охранника, мы были несказанно удивлены. Его белозубую улыбку делали еще  более заметной два золотых зуба. Его волосы были хорошо смазаны маслом  и зачесаны назад.

     Он подошел кнам с дружелюбной улыбкой и ко всеобщему удивлению поприветствовал всех нас  троих рукопожатием, вместо обычного «намасте» сложёнными  вместе ладонями.

    Он носил одежду более высокого порядка, чем индийские торговцы и носильщики, которых мы видели в Соединенных провинциях Индии. Наиболее впечатляющими были его ботинки - прекрасная пара высоких верховых ботинок до самого колена, сшитых из кожи отличного качества. 
    Его пальто было из дорогой ткани,  а светло-синие фланелевые брюки были заправлены в  кожаные верховые ботинки. Правая рука индийца была покрыта золотыми кольцами, в некоторых блистали драгоценные  камни.

    Наш визитёр сел рядом с Дамодаром  и начал беседу. Говорил он не только на урду, но и на непальском классическом языке нуари, и представился торговцем из индийского Калимпонга. Он поведал нам, что в Калимпонге он имеет дом и магазин, и раз в год он посещает  Таклакот  в качестве торговца тканями. Находясь в палаточном базаре Таклакота он услышал о нашем трудном положении и почувствовал, что один член Содружества должен помочь другому, чтобы оказать ему какую-то посильную помощь.

    Когда я спросил, боится ли он китайцев, он ответил, что нет причин бояться их. Китайцы были его лучшими клиентами, покупая у него много ткани. Он пообещал поболтать с Дзонгпоном и со гарнизоном китайской армии, и он был уверен, что наши дела скоро будут решены. Наше бедственное положение, сказал он нам, является не более чем недоразумением. Китайцы, естественно, с подозрением отнеслись к нашим намерениям, но честное изложение наших причин пребывания в этой части Гималаи позволит прояснить ситуацию. 

    Он спросил, кто мы, каково название нашей экспедиции, как долго мы были на западе Непала, сколько людей было в нашей партии, и задал множество других вопросов. Но его вопросы о том, кто послал нас, создали мне определенные трудности. Казалось, он не мог поверить, что мы были там лишь потому,  что хотели подняться в горы. Подойдя немного ближе, он сказал мне: "Если вы скажете мне настоящую причину, почему вы здесь, мне будет легче помочь вам." 

    Этого было достаточно. И Харроп, и я учуяли крысу. Это был агент Пекина, который работал против интересов своей собственной страны, Индии. Я прервал разговор. Поведение этого индийского лингвиста внезапно изменилось. Произнося на  хинди проклятия, он повернулся и заговорил с Дзонгпоном. 

    "Ублюдок - агент китайцев", - прокомментировал Харроп.

    Индийский шпион вызвал солдат, которые были готовы принять от него приказы. Нас троих выстроили к стене и сказали, что сейчас нас будут обыскивать. Мы были вынуждены стоять поднятыми  руками, сцепив их на затылке,  пока дзонгпон шнырял по нашим карманам, еще раз извиняясь за  причиненные нам  неудобства. 

    К моему великому удивлению, индийский шпион грубо оттолкнул его и сам обшарил наши карманы и ощупал наши телам более тщательно, ничего не упустив.  Нам даже пришлось снять наши ботинки, чтобы он мог проверить, содержат ли они какие-либо скрытые письменные материалы. 

    Когда прибыл  Коила и другие носильщики, поиски еще велись, и  индиец лично проводил обыском. Фольга на батончиках  шоколада и пеммикана были развернута, а содержимое выброшено обратно в наш багаж с выражением отвращения и разочарования. Дзонгпон хотел прекратить обыск, но индиец решительно стал обыскивать нас во второй раз. 

    К тому времени мы с Харропом начали терять самообладание. Все наше оборудование, включая палатки, печи и средства разведки, были у нас изъяты. Когда нашу коробку с продуктовыми пайками изъяли вместе со всем  остальным  имуществом, Харроп сказал: "Им это не сойдет с рук. Бог знает, какой будет еда здесь".

    После долгого спора коробку с едой нам вернули и  сказали отнести ее в помещение, которое   они назвали "вашей комнатой". Нам разрешили взять  несколько предметов одежды, надувные матрасы,  фонари с аккумулятором и спальные мешки. Мой журнал экспедиции, записывающий наше путешествие из базового лагеря в Сайпале в Непале вплоть до нашего захвата под дулом пистолета в Чжон Чон Кхоле, был конфискован вместе с со сборником стихов Харропа. Протесты Харропа по поводу утраты книги поэзии оказались безрезультатными, индийский агент высказывал мнение, что в ней могут содержаться секретные коды или шифры. 

    Нас отвели в нашу камеру.  Дамодар сбросил на пол посреди комнаты наши спальники и матрасы, и поднялось такое облако пыли поднялось, что мы закашляли.  Пыль на полу была похожа на ковер сантиметровой толщины, и, несмотря на наши меры предосторожности, ей удалось попасть во все, чем мы обладали. 

    Эта пыль была единственной мебелью нашей комнаты. Мы поместили коробку для еды посередине пола, чтобы использовать ее как  стол, на нее сложили  спальные мешки, пока не накачали и не уложили на пол наши надувные  матрасы.

     Я изгнулся и выглянул из зарешечанного окошка, чтобы увидеть смену надзирателей. Охранник номер один вышел из караульной с автоматом ППШ через плечо. Подойдя к нашему окну и увидев в нем мое лицо он поднял автомат и направил его прямо в меня. 

     

     

  • 43
    14 июл. 2020
    Svetliaciok
    Да уж... 

    Продолжение теперь будет после сплава, так понимаю.. ;)
  • 44
    14 июл. 2020
    Elena Vasta (сайт-админ)
    Svetliaciok сказал(а):
    Продолжение теперь будет после сплава, так понимаю.. ;)
     Думаю еще что-то успею)
  • 45
    14 июл. 2020
    Elena Vasta (сайт-админ)
    Вскоре мы дали прозвища всем  нашим охранникам. Самого высокого из них  мы назвали Лофти (длинный). Были ещё Fatty (Жирный), Monkey Face  (Обезьянья Рожа), Chubby (Круглолицый), Марло, Чунгня и Гитлер. Имя Марло было аббревиатурой непристойности,  которой он предварял или заканчивал почти каждое произнесённое им предложение, про происхождение имени «Чугня» я расскажу подробнее.

    Ни один человек не охранял нас  дольше двух часов, поэтому мы видели разные лица с частыми интервалами. Ни на минуту мы не оставались  без надзора, охранники стояли у нашей камеры 24 часа в сутки.. 

    В 17 часов, когда мы только заселились  в нашу новую обитель, нам принесли  ужин. Солдат, который принес его, в тот день и готовил, повар менялся каждые три дня, и выбор повара никоим образом не был связан с тем, умеет ли он готовить или нет. Из  всех охранников умел готовить лишь один, и так уж нам повезло, что в этот день была его смена и еду нам принес именно он. 

    Мы спросили его имя. Он в ответ указал на свой нос (такая у китайцев манера указывать на себя, в отличие от европейцев, которые указывают пальцем себе в грудь), и произнёс что-то, что звучало как "Чунгня". На самом деле мы ошиблись, и он произнёс не своё имя. Когда он назвал  себя  "Чунгня,"  то действительно говорил о  "Чунго," что на китайском означало  "Срединное Царство,"  или "Срединная империя" - название, которое по сей день используется китайцами для их родины. 

    Когда же  я указал на свою грудь и сказал "Сид", а Харроп назвал себя «Джон», то Чунгня подумал, что мы тоже говорим о своих национальностях, а не о своих именах.  Он так и не смог правильно произносить наши имена, и назвал меня "Чид", а Харропа  "Юнг."

     Позднее мы узнали, что его настоящее имя было «Сун Тян-сун», но прозвище  "Чунгня" так и прилипло к нему. Всякий раз, когда мы хотели его позвать,  то кричали "Чунгня!" и он прибегал. Ему было двадцать два года и он был очень симпатичный молодой человек, как и его друг Чубби. Остальные наши охранники  были далеко не дружелюбны. 

    Первый наш ужин состоял из баранины и риса. Едва мы  начали есть, как снаружи возник  переполох. Мы вскочили и увидели лицо нашего Коилы у  решетки. "Они отправляют нас обратно в Непал! - кричал он Дамодару на урду. "Мы больше вас никогда  не увидим!" 

    Дверь камеры была открыта, Харроп и Дамодар выбежали на улицу, чтобы увидеть, как наших носильщиков  выталкивают  из ворот тюремного двора.  Один из охранников подбежал к Коиле, и между ними началась  борьба.  Я воспользовался возможностью и быстро написал  на куске  бумаги  записку,  адресованную Джеку Хенсону, оставшемуся  в нашем базовом лагере в Непале. В ней я кратко сообщил, что мы были похищены вооружёнными  китайцами и что он должен незамедлительно направить это сообщение в Высшую комиссию Соединенного Королевства в Дели.  Затем я выбежал во двор, чтобы догнать  Койлу. Он шел по трассе, догоняя трех других носильщиков, но когда я позвал его, то быстро вернулся. Я просунул  одну ногу сквозь дверь тюремного двора,  охранники кинулись оттаскивать меня. Койла, истекая слезами,  бросился ко мне и обхватил руками меня за шею. 

     Когда китайцы смогли нас расцепить,  то мне уже  удалось всунуть в руку Койлы крошечный кусок бумаги. Наших непальцев повели  в сторону Таклакота.  Я попросил  Дамодару крикнуть им след, что они хорошо служили нам, и что благодаря им все наше снаряжение было в сохранности. 

    Я вздохнул с облегчением, когда китайские солдаты отвлеклись от Койлы и сосредоточились на том, чтобы оттащить  меня обратно в камеру. Если Койла и компания благополучно вернутся в Непал в Сайпал, то очень скоро внешний мир узнает  о нашем бедственном положении.

     Но смогут ли они пересечь  Гималаи, когда перевал Урай Лех официально закрыт до следующей весны? Китайцы не разрешили им взять с собой ни еды, ни денег,  они  отказались дать им нашу палатку, ледорубы или хотя бы одну из наших парафиновых печей. Это будет чертовски трудно для Койлы и наших носильщиков. 

    Эта записка, которая до сих пор хранится у Джека Хенсона, была чрезвычайно важна, и ее надо было доставить как можно быстрее.  Получив ее,  другие члены нашей экспедиции сразу же свернули лагерь  и отправились вниз по ущелью Сети с новостями, что мы были похищены солдатами китайской армии.

    Благодаря  нашему дорогому  старому  одноглазому  Пхупе, Кола и другие носильщики запастись хотя бы атой и цампой для этого сверхсложного  путешествия.  Они сделали один привал  в Таредунге, а затем за один день форсировали Урай-Лекх и спустились к нашему базовому лагерю, прибыв туда в крайней степени усталости и  истощения. Коила проявил себя прекрасным товарищем, сильным и  находчивым парнем. 

    Я  же благодарил судьбу и китайцев, что когда они изъяли наши вещи, то оставили карандаш, ручку Паркер, китайские чернила и несколько кусочков бумаги. Как мы узнали позднее,  китайские коммунисты сделали это  намеренно, предполагая, что письменные принадлежности понадобятся нам записывать признательные показания.



  • 46
    11 авг. 2020
    Elena Vasta (сайт-админ)
    Мы ели нашу еду, приготовленную Чунгней, но без всякого удовольствия, хотя был голоден. Но мысли о нашем будущем не смогли испортить аппетиты Харропа и Дамодара,  и они проглотили свои  порции риса  как пару гамбургеров.

    Спать в ту первую ночь в тюрьме было хоть и удобно, но неспокойно. Чтобы отправиться в туалет,  я должен был выйти из нашей камеры, и охранник у двери, сопровождающий меня до места назначения и обратно, не опускал направленного на меня автомата. 

    После этого я спал тревожно, мой сон  прерывался,  так как охрана  светила факелом через окно чуть ли не каждые пять минут. Наконец  возвестил приход утра. Поскольку в нашей неотапливаемой камере было очень холодно, мы просто сидели прямо в спальных мешках, ожидая, что нам принесет новый день. 

    В 8:30 к нам вошел молодой солдат с миской горячей воды. Разбирая свое имущество, я наткнулся на небольшой кусок мыла. Это был крошечный кубик, предназначенный для натирания линз наших снежных очков, чтобы предотвратить их запотевание. Мы с Харропом использовали его, чтобы помыться,  Дамодар же предпочел простую воду. 

    Завтрак принесли  в 9:30 утра, это был жидкий  суп из риса и  мелкой репы, которую охранники называли "чигада", суп был приготовлен на отваре из  костей вчерашнего ужина. После завтрака охранники открыли дверь нашей камеры и выпустили нас во двор. 

    Во дворе завтракали наши охранники.Шестеро из них сидели кружком на земле, скрестив ноги. Седьмой солдат оставался на своем посту на огневой ступеньке у внешней стены. У каждого из завтракающих была маленькая миска с рисом, а перед ними посреди круга был установлен огромный латунный горшок, наполненный репой и мясным рагу. Мы заметили, что продовольственные пайки охранников были более чем втрое больше наших Каждый мужчина копался в общем блюде тушенки, используя пару палочек и вылавливал оттуда  куски мяса. Если что-то было не по его вкусу, он просто выплёвывал это на пол. У одного из них  мясо сваливались с палочек, то он запустил в горшок  грязную руку. 

    Это оказало странное влияние на остальных -  они сразу отбросили свои палочки и последовали его примеру, как будто какое-то правило игры было нарушено. Мне было интересно, как они едят палочками отварной рис, и мое любопытство было удовлетворено: они просто ели рис из миски, запустив туда губу.
    Это сопровождалось самым ужасным шумом, как будто вода исчезает из ванны. Мы начали смеяться и передразнивать их, но наши  пародии  не оказали на них никакого влияния. 

    Нас отправили на кухню, чтобы купить утреннюю кружку чая. Один из солдат прервал свою трапезу, чтобы последовать за нами в покрытое брезентом помещение. Приподнимая крышку с одного горшка за другим, он нашел"чай." Сырой продукт этого китайского чая представляет из себя  плитку  квадратом около фунта  и двух дюймов толщиной. Охранники разбили чайный кирпич топором, и куски разлетались по всему тюремному двору. Куски кирпича-чая весом около половины фунта поместили в тряпичный мешочек,  который погрузили в латунную или медный чайный сосуд. Не важно, была ли вода горячей или холодной. 

    Чай не так  быстро настаивался, как индийский листовой чай, к которому мы привыкли. Его нужно было  некоторое время кипятить, прежде чем он начал хоть немного окрашивать воду. Чай кипятили день и ночь, и содержимое пакета меняли только один раз в неделю. Чем дольше он заваривался, тем темнее окрашивал воду, но вкус оставался по прежнему мягким. По мере употребления чая сосуд наполнялся  холодной водой еще больше, и к концу недели заварка уже  не имела ни вкуса, ни цвета. 

    Наши охранники имели небольшой запас сахара, который был похож на каменную соль, поставляемую индийскими торговцами. Войска должны были закупать его за свой счёт, вместе с мылом, зубной пастой, кремом для волос и дешёвой парфюмерией. Мы были удивлены, увидев, как они выходят из своей каюты, употребляя парфюмерию на свои лица.

    В течение следующих нескольких дней мы приспособились к рациону. Если  основная еда дня была достаточно сытной, мы обходились ей. Если еда была плохой, то мы дополнили ее своими пеммиканоми по  штуке каждому. У нас было пару пудов сахара и несколько тюбиков сгущенного молока, которыми мы обогащали свой чай.  

    После завтрака остатки мясной чаши охранников были брошены над стеной, где на неё набросились рычащие тибетские мастифы. Наш экспедиционный набор эмалированных оловянных тарелок забрали у нас охранники, чтобы вымыть на кухне. Я  последовал за ними на  кухню под брезентом, чтобы воочию убедиться в китайской гигиене. Я не мог поверить в то, что увидел. Солдат сначала одел на лицо, закрыв рот,  рот медицинскую лицевую маску из хлопчатобумажной ваты, завязав ее на затылке. Это то, чего мы никогда не могли понять, и это озадачивает меня по сей день. Каждый раз, когда готовка происходила, повар одевал на лицо маску, как хирург, который  собирается оперировать, и повторял этот процесс при мытье посуды. 

    Мне было жаль, что я пошел засвидетельствовать процедуру мытья. Наши тарелки и эмалированные кружки сбрасывали в котел с теплой жирной водой. Я могу представить себе, что сальмонеллы размером с блох плавают в этом грязном котле.  Посуда, всё еще жирная, была выловлена мойщиком и высушена вручную на куске хлопчатобумажной ткани, который когда-то был белым. Если паршивая диета не доконает нас нас, то это сделают микробы.

    Мойщик был охранником Лофти (длинный), и несколько раз во время процесса мытья он делал паузу, чтобы прочистить горло, а затем сплюнуть на  пол. Охранник по имени Monkey Face  (Обезьянья Рожа) сидел на земле у плиты и нарезал  комки сырой баранины прямо на грязном полу, периодически закидывая кусок сырого мяса в рот и с явным удовольствием поедая его

    Харроп быстро установил, что мы можем делать, а что не можем. Приближение к двери тюремного двора или даже заглядывание через нее, когда она была открыта, было достаточным для того, чтобы получить отповедь от охранников. Наши просьбы о разрешении выходить  за пределами тюремного двора были проигнорированы. 

    В 17:00 нас бросили в камеру и началась долгая ночь. Как только солнце спустилось, было слишком холодно, чтобы оставаться вне спальных мешков, и было слишком холодно, чтобы выйти из них ранее, чем в 9 утра. Поэтому мы вынуждены были ежедневно проводить в спальных мешках не менее шестнадцати часов. В дневное время, если охранники отказывались открывать дверь камеры, мы надевали пуховики и ходили по камере. Мы делали это по вечерам после того, как были заперты на ночь. Вскоре стало темно и не желая тратить заряд батареек наших фонариков зря, мы рано залезали в наши спальные мешки. Там, глубоко внутри моего спальника при свете своего фонарика я записывал дневник событий дня.

    Я вел дневник таким образом два дня, но на третий день пришли охранники и подвергли нас троих обыску. Мой журнал, написанный на кусках бумаги, был конфискован, и я  приостановил запись дневника. Охранник, который конфисковал мой журнал, сказал на языке мимики и жестов, что  в тот день он отвезет их, чтобы их посмотрели  офицеры из  Гартока. 

    Меня это озадачило.  На другой стороне Карнали  в казармах стояли офицеры китайской армии, и должно быть больше старших офицеров стояло  в двадцати трех милях от Джиткота.
     Почему же они нас нас не допрашивали? Фактически наше присутствие в Таклакоте было для китайцев в западном Тибете  чрезвычайно важным.  Мы должны были быть допрошены не менее личностью, чем командующий всеми китайскими войсками в Тибете, полный генерал P L A, который находился с инспекционным визитом в Гартоке. Нас пустили во двор тюрьмы, и мы увидели, как мои безобидные бумажки на прекрасной  лошади гораздо лучшего качества, чем обычный тибетский пони, увезли куда-то на запад.


  • 47
    12 авг. 2020
    Elena Vasta (сайт-админ)
    В ту ночь я решил, что мне каким-то образом необходимо продолжать вести дневник.  Но где его прятать? Как я могу помешать охранникам найти его? 

     Я лежал без сна  в своем спальном мешке, когда нашел ответ - я вдруг  почувствовал под собой землю. У моего воздушного матраса возникла небольшая утечка воздуха, поэтому я перевернул его, чтобы поднадуть. И мне быстро пришло решение. Я должен буду  скатать дневник в тонкую трубочку и засунуть в это отверстие. Если я буду постоянно надувать матрас, китайцы никогда его не обнаружат. 

    Мне  не хватало бумаги, но у нас все еще остались некоторые наши экспедиционные пайки и обертки бисквита и шоколада, обратная сторона которых была чистой. Я должен буду использовать эти обертки! Я нашел обломок тонкой палочки и решил использовать этот инструмент, чтобы проталкивать мой ежедневник вниз в подушку моего матраса.

    Туалетная бумага была роскошью:  у нас осталось  только два рулона. Но ежедневный дневник имел большее значение, и я использовал часть своей драгоценной туалетной бумаги для страниц моего дневника. 

    Харроп решил, что нам нужен и календарь. Верхняя опора стенки камеры была окрашена в синий и белый цвета  с непрерывным зигзагообразным мотивом свастики. Харроп использовал раскрашенные белым цветом разделы, чтобы написать дату и день недели, добавив уместные и оскорбительные замечания о интеллекте и привычках китайских коммунистов. 

    Большим жирным шрифтом я написал на стене следующее: 'Харрор, Вигналл из Валлийской Гималайской экспедиции были похищены под дулом пистолета китайскими коммунистами 25 октября 1955 года и заключены в эту камеру до 28 октября."  Остальное я оставил пустым. Окончательная дата может быть заполнена только китайцами. 

    Дни тянулись медленно. Харроп, отмечающий ноябрьские дни один за другим на стене, заметил: "До Рождества осталось не так много дней для рождественских покупок." Я обещал жене Джин, что буду дома на Рождество. Я начал задумываться, а на какое именно Рождество? Буду ли я дома на Рождество 1955, или 1975? Посмотрим, что скажут китайские офицеры, когда они придут.

    Харроп предложил. "Если они не будут действовать цивилизованно и разумно, я проголосую, чтобы мы все прошли через стену в темный вечер." С этим мы все были согласны. В ту ночь меня разбудило что-то ползающее по лицу. Дежурный охранник в тот момент просвечивал через окно своим факелом нашу камеры, и я увидел огромную  крысу, выбирающуюся из моего  спального мешка. Она поспешно убежала и исчезла за головой Дамодара. 

    После этого крысы стали более нахальными и вели себя активно в нашей камере и в дневное время. Были также крошечные пухлые маленькие ушастые мыши. Однажды мы услышали, как мышь жует что-то в уголке нашей клетки. При внимательном осмотре была обнаружена очень старая высушенная порция чапати. Мы стали размышлять о его происхождении, поскольку ни китайцы, ни тибетцы, с которыми мы контактировали, никогда не ели чапати. Стало очевидно, что мы не первые люди, которые были заключены в эту комнату. Тут были более ранние заключенные, и они, вероятнее всего, были индийцами.

    3 ноября Харроп решил, что он ему необходимо несколько личных вещей из нашего оборудования, которые хранились в  комнате охраны, карауле, и он позвал Чунгню. Нам разрешили проследовать за двумя охранниками в небольшую пристройку от их жилых помещений, и после небольшого спора нам удалось забрать наш последний пакет туалетной бумаги, пару хирургических ножниц, последние две запасные батареи фонарика и некоторые таблетки с сульфой; последний в качестве меры предосторожности на случай рецидива дизентерии. 

    Если бы в тот день дежурил охранник, которого мы окрестили Шилькгрубер, то он наверняка отказал бы нам в доступе к нашим вещам. Позже, в тот же день, Чунгня принес  нам две крошечные тибетские табуретки, чтобы мы могли использовать их в качестве столиков или сидений. Мы положили на них несколько ценных вещей и поблагодарили этого милого юношу за его доброту. 

    На следующий день я проснулся от приступа  дизентерии. Аппетит полностью исчез,  мысль о еде была мне отвратительна. Я сидел на верхней ступеньке в тюремном дворе, голова у меня кружилась. Харроп принес мне чашку теплой воды с кухни. "Возьмите и запейте ей три  таблетки сульфагуанадина", сказал он. "Вы должны быть на ногах завтра!" Я проглотил три таблетки и принял пузырек таблеток от Харропа. 

    В этот момент Обезьянья Рожа вошел во двор в сопровождении Шикельгрубера. Шкельгрубер закричал на меня и Обезьянья Рожа  навалился на меня  и выхватил бутылку таблеток из моей руки,  триумфально вручив ее своему неприятному коллеге. Я начал протестовать, Харроп и Дамодар пытались вмешаться, но под дулом пистолета нас затолкали обратно в камеру. 

    Последним оскорблением было то, что мне приходилось ходить в туалет каждые пятнадцать минут или около того в течение всего дня. Я чувствовал слабость в ногах, и всякий раз, когда я не шел в туалет или обратно, я лежал на спине на спине чувствуя приближение смерти. Каждый раз, когда я подходил к выгребной  яме, я приседал над ней под дулом штурмовой винтовки ППШ, которую  примерно в трех дюймах от моей головы держал ухмыляющийся охранник Обезьянья Рожа.

    Харроп, возмущенный бесчеловечным обращением с руководителем своей экспедиции, написал резкое письмо китайскому коменданту. Ответа, конечно, не последовало. Харроп сказал, что  возможной  причиной, по которой наши сообщения, посланные офицерам китайской армии игнорировались. «Вполне возможно, что у китайцев нет никого, кто мог бы говорить по-английски, кроме этого индийского торговца, и если он уедет через Липу-Лех в Индию, у нас есть большие шансы вступить в какой-либо значимый диалог с этими людьми». 

    Харроп, конечно, был прав. Единственный гражданин Китая, который достаточно свободно говорил по-английски, был помощником военного губернатора Тибета, а этот джентльмен еще не вернулся.

    Четвертого ноября, чувствуя себя немного лучше, я заметил, что не могу смотреть на вареную репу на завтрак, поэтому Харроп и Дамодар вышли во двор с небольшим количеством нашего небольшого запаса экспедиционного индийского чая в листе, потому что принесенный нам тибетский чай был больше похож на мочу.

    Через минуту Дамодар вернулся к окну камеры. " Сегодня дежурит Марло, и он точно не даст нам кипятка. Джон Сахиб собирается развести наш собственный огонь во дворе." 

    Я зашагал к решетчатому окну, чтобы увидеть, что происходит. Харроп взял с кухни немного хвороста, и заклинив в трещине во дворовой стене сухую ветку можжевельника, подвесил на нее нашу единственную баночку, наполненную холодной водой. Вскоре у него уже горел огонь,  когда разразилась жуткая шумиха. 

    Марло вывел остальных охранников из комнаты. Шикельгрубер начал толкать Дамодара, и когда Харроп сказал Шикельгруберу отпустить Дамодара, унтер-офицер кинул нашу банку с водой через двор. Затем он взял палку длиной около пяти футов и бросил Дамодару в голову. 

    Два охранника схватили Харропа обеими руками. Китайцы были маленькими и легкими по весу, а Харроп же сильный и хорошо сложенный мужчина, сумел пройти через двор, неся с собой китайцев. Охранник, которого мы звали Джире, стал подтолкивать Дамодара стволом своего автомата к двери нашей камеры. На Харропе  теперь висело пятеро китайских солдат. Он буквально отвес их на себе к нам в камеру. У двери было скопление людей, и Харроп крикнул: «Черт возьми, будь  я проклят, если пойду еще раз, чтобы доставить удовольствие этим ублюдкам».

    И для меня, и для Дамодара было очевидно, что Харроп на самом деле наслаждался потасовкой. Быстро становилось очевидным, что нас будут допрашивать старшие офицеры из Гартока, и поэтому нас пока не будут расстреливать или серьезно нам вредить. Тем не менее, один из охранников вытащил пистолет и держал его нацеленным на Харропа. Харроп схватил отвратительного Марло за челюсть большим и передним пальцами правой руки, и крепко их сжал. Марло кричал в агонии, и на мгновение я подумал, что Харроп сломает ему челюсть. Лицо Обезьяны качнулось от правой руки Харропа. Харроп поднял Марло с пола за челюсть - такова была сила Харропа. Шикельгрубер схватил Харропа за горло сзади, но Харроп намеренно подался назад, ударив Шикельгрубера об стену. 

    Шикельгрубер отпустил горло Харропа и со стоном опустился на землю. Харроп ударил стонущего Марло об противоположную стену, и Марло ударился о землю. На Харропе продолжали висеть еще 2 охранника, плюс Жиру с его автоматом. Стряхнув двух оставшихся охранников, как терьер стряхивает воду, Харроп пяткой распахнул  дверь нашей камеры, сказал через плечо: "На сегодня всё, господа. Напряженное утро, да", - прокомментировал он, когда присоединился ко мне и Дамодару. 

    С этим дверь нашей камеры была заперта, и нам было отказано в дальнейшем доступе во двор на два дня. Мы провели весь день в морозной холодной комнате. Днем я пошел спать, и Харроп удалился в спальный мешок и занялся поисками тибетских блох, которые делали нашу жизнь мучением. Блохи, должно быть, были хорошо закамуфлированы, так как он не смог найти ни одного в своем спальном мешке. Тем не менее блохи размножались, и наши усилия уснуть часто сводились на нет сочетанием укусов блохи и страшного холода.

  • 48
    17 авг. 2020
    Elena Vasta (сайт-админ)
    Меня лихорадило, пот заливал мне лицо, но китайцы оказывались вернуть наши медикаменты и отказали Харропу в вызове ко мне врача. Я боялся, что моё состояние не позволит мне воспользоваться случаем и убежать в Непал или Индию.

     Мое настроение немного улучшилось, после того, как Дамодар, который продолжал наблюдать за китайцами в окно сказал, что похоже Харроп сломал Марло челюсть.  Несмотря на мое состояние, я засмеялся. 

    Вскоре после этого все охранники вышли во двор и уселись там, скрестив ноги. Очевидно, что они обсуждали нас, потому что периодически поворачивались к нам и указывали на окно нашей комнаты.

    "Они посылают к нам  Чунгню", сказал Дамодар. Мы с Харропом решили, что нам нужен хотя бы один друг во время содержания в таких трудных  условиях, и поэтому встретили Чунгню, как будто ничего не произошло. К настоящему времени Чунгня уже мог  произносить наши имена достаточно хорошо. Присев на край моей кровати, он несколько мгновений ничего не говорил, а потом усмехнулся и указал на Харропа, сказав: "Юнг, Ха... Ха... Ха... Яппа До".  Затем Чунгня сжал руки, принял гневное выражение и сказал: "Юнг, Яппа Миндо," 0 что означало, что китайцы сначала считали Харропа "хорошим", но теперь поменяли свое мнение.

    После этого мы прибегли к языку жестов. Наконец Чугня понял, что я болен. Едва Чугня вышел из нашей камеры, как  во дворе в сопровождении высокого солдата появился Шикельгрубер. Его одежда отличалась сильно отличалась от одежды обыкновенного пехотинца,  он носил костюм, отделанный овчиной и обычные сапоги. Он явно было выше рангом, чем Шилькгрубер. 

     Чунгня вернулся в нашу камеру и принес мне  одеяло с собственной кровати. Одеяло было красиво украшено зеленой шелковой  панелью со свирепым  драконом. Примерно через полчаса он появился снова  с маленькой миской жидкого лапшевого супа, поверх которого плавало  яйцо. Я  не мог поверить своим глазам. Мы видели, как одна или две  курицы бегали снаружи, но мы никогда не думали, что увидим яйцо в этой тюрьме! 

    Один вид такого блюда восстановил мой  аппетит, и я с признательностью улыбнулся. Чунгня был единственным солдатом китайской армии, который мог думать и действовать независимо. "Этот мальчик должен быть следующим послом Китая в Великобритании", сказал Харроп, когда Чунгня покинул нашу камеру. Я согласился с ним. Чунгня был прекрасным примером всего, что хорошо в Китае. Никакая политическая "реформа мышления" не может подавить сильную личность. Он отказался влезать в коммунистическую форму, которая формировала умы молодых людей в Китае. Чунгня был очень хорошим молодым человеком, и я чувствовал, что он рассматривал меня как своего друга. 

    Стемнело, Жиру принес к нам небольшую масляную  лампу и  поставил ее на один из двух тибетских табуретов. Он указал, что свет должен быть слева,  чтобы дежурный охранник мог видеть в нашей камере. 

     Мы не возражали - по крайней мере, мы могли бы сесть и увидеть хоть что-то.  Когда принесли ужин,  я ничего есть не стал, так как насытился яичной лапшой. Трапеза состояла из кишок яка со столовой ложкой риса и добавлением горстки стручков жгучего перца. И Дамодару, и Харропу пришлось отказаться от еды, она была такой острой, что слезы стекали по их лицам. 
     Я думаю, что это было дело рук Шикельгрубера.  Доказательством этого становилось то, что  всякий раз, когда готовил еду Чугня, в наши блюда не добавляли никаких острых стручков.

      Мы нашли мясо яка несъедобным. В некоторые дни мы получили миску риса, в другие дни - небольшую порцию жесткой баранины, а в плохие дни - живот яка или кишки яка. В 18:00 той же ночью Чунгня вошел в нашу камеру, за ним последовали Дзонгпон, тибетский переводчик и санитар со стетоскопом на шее, и марлевой маской, защищающей его нос и рот (такой же, как у нашего повара на кухне). Следом ворвались Шикельгрубер и остальные наши охранники. Дзонгпон поклонился нам и передал свои обычные вежливые приветствия, но мы знали, что его обещания бесполезны. Медработник (его действия не предполагали, что он может быть квалифицирован как врач) и попросил меня поднять  рубашку. 

     Когда санитар положил мой стетоскоп на грудь, Харроп возмутился. "Скажи идиоту, что у Сида дизентерия, а не кашель", - сказал он Дамодару, который говорил с тибетским переводчиком на урду. Санитар  опустил марлевую маску, чтобы прочистить горло и сплюнуть на пол у моего спального мешка. Харроп взорвался и потребовал Дамодару сообщить этому санитару, что в Англии люди не плюют, и даже свиньи не плюют. Это вызывало ярость китайских солдат, и все они, исключая Чунгню, прочистили горло и плюнули на пыльный пол нашей камеры. "Филистимляне и кровавые варвары", - прокомментировал Харроп. "Я не знаю, как это интерпретировать, Джон Сахиб," сказал Дамодар. 

    Когда это перкункторное обследование моей грудной клетки было завершено, дзонгпон спросил, как долго я болел. Харроп объяснил, что меня мучили рецидивы дизентерии в течение трех с половиной месяцев и что если мои таблетки не будут мне возвращены, китайцам придется взять на себя ответственность за мое ухудшающееся здоровье и возможную гибель.

    Дзонгпон сказал нам, что в Таклакоте есть квалифицированный медицинский врач, и что лекарства врача будут превосходить мои собственные, и что я не смогу вернуть мои таблетки, пока они не будут обследованы ответственными властями, и что он, дзонгпон и настоящий врач вернутся на следующий день. Посетители ушли, но не раньше, чем Дзонгпон пообещал, что он будет ежедневно посещать нас, чтобы удовлетворить наши потребности. 

    ...Дзонгпон не привел врача, ни одно из его обещаний не было выполнено.
  • 49
    23 авг. 2020
    Elena Vasta (сайт-админ)
    Следующим утром нам принесли традиционную миску воды для умывания,  за которой последовал суп из репы, от которого я отказался . Харроп предположил, что мне может быть лучше сесть на солнце,  они с Дамодаром вынесут мой надувной матрас и спальный мешок в тюремный двор.  

    Из кухни вышел наш любимец Чунгня с криками "Чай!" и с эмалированной кружкой, украшенной красной звездой.
    "Yappa do," - сказал я, принимая предложенную чашку. Взяв чашку я посмотрел через реку в сторону серых казарм и что-то привлекло мое внимание. На каждом конце крыши были установлены две высокие деревянные мачты, и между ними я заметил отраженный блеск воздушной проволоки. Был установлен радиоприемник, которого не было пару дней назад!  Это могло означать, что дознаватели НОАК из Гартока  приближаются и все готовится для передачи сигналов непосредственно в Лхасу или даже в Китай. 

    Я пил чай, не замечая его вкуса, и размышлял о сложившейся ситуации. Коила уже должна была добраться до нашего базового лагеря и передать мое послание другим членам нашей экспедиции. При условии безопасного прохода Койлы через перевал Урай Лех,  внешний мир будет проинформирован о нашем затруднительном положении в самое ближайшее время. 

    Я решил, что мы должны внимательно следить за всеми передвижениями по другую сторону Карнали, и после этого мы  наблюдали за рекой в течение всего светового дня, с частыми походами в туалет, из которого мы могли наблюдать  как за рекой, так и за мостом.

    Обычно вся жизнедеятельность  наблюдалась на вершине холма с видом на китайские кварталы на противоположной стороне реки. Мы могли видеть бесконечную линию мужчин, животных и переносящий страшные тяжести тибетских женщин,  двигающихся непрерывным потоком вверх и вниз. Однажды в середине дня из серых казарм вышла партия солдат, которые понесли  мебель в красное здание. Я был удивлен, увидев семь  стальных стульев и  деревянный стол. Затем наши охранники отвезли весь наш комплект, включая палатки, в серое здание на противоположной стороне реки. Причина этого шага была очевидна. Без палаток, печей и топлива наши шансы перебраться через горы, если мы вдруг  сбежим, были практически нулевыми. 

    Группа тибетцев, которых я раньше не видел, взглянула на меня с противоположной стороны стены. Они сидели с пиалами чая с маслом из ячьего молока.  Один из тибетцев подошел к стене, посмотрел на меня и протянул  в вытянутой руке пустую миску, умоляя о пище. Я грустно покачал головой и отвернулся. Охранник, выйдя из кухни, отогнал меня от стены. 

    Я вернулся к своей кровати и уселся на нее.  Дамодар прислонил ухо к стене помещения, в котором размещался караул, с головой. Казалось, он что-то слушал. "Уходи оттуда," я сказал, "или ты попадешь в беду."  Он подошёл ко мне. "Я думаю," сказал он, "у китайцев есть маленький кот."  "Не говори глупостей," - ответил  ему я. 

    Мы не видели ни одной кошки с тех пор, как вошли в Тибет. Они не могут прожить тут долго, потому что большие собаки-мастифы раздерут их. У каждой семьи в Таклакоте была хотя бы одна из таких  больших собак. Предназначенные в основном для защиты стад овец от мародёрства волков, которые зимой стаями бродят по плато, мастифов выпускали ночью, и бесстрашному путешественнику, который должен был перемещаться в темное время суток должны были помогать небеса. Как ни странно, эти яростные собаки могут быть нежными и послушными в дневное время. Мы видели, как с ними играли тибетские дети и даже китайские солдаты. В районах, где волчья угроза была наибольшей, мастифы носили деревянный воротник, снабжённый выступающими железными шипами длиной в три дюйма - для предотвращения того, чтобы волк взял собаку за горло. 

    Дамодар, чтобы доказать, что его подозрения были обоснованы, подошел к двери караула и позвал: "пус-пус-пус (кис-кис-кис). Охранник на крыше закричал, чтобы Дамодар отошел от двери, поднимая ружье наизготовку. Вышел  Чунгняи сказал: "Yappa mindo."

    Но тут друг Чунгни по имени Чубби  вышел с  черным котенком, к его шее был привязан кусочек струны, другой конец которой прикрепили к скале. Котенок был посажен в середине двора, его свобода ограничена тремя футами струны. Мы с Дамодаром разогнули струну, однако охранники снова связали его к стене,  но мы снова освободили малыша, и наконец охранники сдались и коту  разрешили бродить по двору. Наблюдая за очаровательным маленьким существом, я думал, что может быть, что мы и эти китайцы наконец-то имели некоторый общий уровень понимания в любви к животным. В этом убеждении я был совершенно не прав: после того,  как котенок поиграл полчаса, Марло поднял его и выдохнул сигаретный дым в нос беспомощного существа. Затем он ткнул зажженной сигаретой в лицо мяукающего котенка. Это было только начало. Позже в тот же день один из охранников ударил котенка  ногой, отчего тот перелетел через двор. Наше вмешательство привело лишь к тому, что котенка забрали в помещении, где его  дикие  крики подтвердили, что он  подвергается дальнейшим жестокостям. 

    В тот день, когда котенка снова выпустили во двор, Обезьянья Рожа, увидев, как я склонился к обожженному лицу пострадавшего маленького животного, выхватил его у меня, и раскрутив его за хвост бросил несчастное существо о тюремную стенку  со всей силой, какой только мо. Нет нужды говорить, что  котенок умер. 

     Прошло время. я пошел на поправку. В тот же день, когда я увидел радиомачты, я услышал звуки из-за нашей тюрьмы, в районе между задней стенкой и  скалой. Солдаты бегали взад-вперед, что-то случилось, но что?

    Я посмотрел на вершину скалы прямо за нашей тюрьмой, где собралась толпа тибетских детей. Охранник, которого мы окрестили  Гитлером,  подбежал туда и угрожая автоматом прогнал детей. Мои опасения усилились, когда Чунгня пришел и старался передать мне что-то на языке жестов. Он указал на стену туалета в сторону Лхасы и направил своего ППШ в этом направлении, сказал: "ТАТАТАТАТАТАТАТАТ." Затем повернувшись в направлении Таклакота и заглянув через дворовую дверь в сторону индийской границы, он снова сказал: "ТАТАТАТАТАТАТАТ. Хиндустан, Яппа миндо". (Индия,Тибет нет.) 

    Я не мог понять, что он пытался мне сказать. Затем он указал на мои альпинистские сапоги и двинулся к обрыву за нашей тюрьмой. Сложив ладони рук вместе и закрыв глаза, что, очевидно, означало ночное время, он ударил ногой по земле и громким голосом сказал: "Бум!" 

    "О нет, они не могут минировать дорогу!"  воскликнул я .  Чугня чнарисовал в пыли форму наземной мины, а затем засыпал свой рисунок. Я все еще не мог в это поверить. Надо признать, что этот обрыв был единственным способом сбежать из тюрьмы ночью,  но установка мин только для того, чтобы предотвратить побег двух англичан и восемнадцатилетнего непальского юноши мне казалась невероятной. Мысль о том, что китайцы, очевидно, считали нас Очень Важными Заключенными, меня не успокоила. У нас начало складываться впечатление, что все, что нас ждет, делает побег необходимым,  вопросом жизни и смерти, а китайцы  предпринимали все меры предосторожности для того, чтобы наш побег был невозможен. "Добавляем к своим обвинениям  закладку мин и жестокое обращение с животными", - позвонил мне Харроп."  Дамодар сострил: "Большие надежды, Сид Сахиб, что Гитлер  или Марло пойдут на прогулку темной ночью и за нашим отелем им отогрет ноги." и мы засмеялись. После этого в светлое время суток  охранник с заряженным ППШ сидел на вершине скалы за нашей тюрьмой, готовый отогнать всех тибетцев, которые  могли  подойти к задней части нашей тюрьмы. 

    Шестого ноября я отправился в туалет и обнаружил скопление пухлых бесхвостых тибетских крыс, поедающих человеческие фекалии. Накануне вечером был сильный мороз, и эти привлекательные маленькие существа, предположительно, были не прочь съесть их "лиофилизированными". Я посмотрел в окно и увидел, что мимо проезжает кортеж  и закричал: "Незнакомцы прибывают!"  Ко мне прибежал Харроп . "Это похоже на  то, что сбывается то, чего мы ждали ", - прокомментировал я. 

    По мосту на мулах верхом ехали шесть китайцев. Трое носили из них были одеты в  хаки, а остальные трое  в темно-синюю форму компартии. Это действительно были "Мальчики из Гартока." Я посмотрел на лица наших охранников. Они наблюдали за прибытием офицеров так же пристально, как и я, все разговоры прекратились. Шесть офицеров сопровождал отряд  численностью около тридцати солдат, которые так же ехали верхом  на мулах. Затем следовало около десятка повозок, перевозивших металлические и деревянные ящики и всякую другую утварь. "Я думаю, что они следуют на долгие  зимние каникулы", - бормотал Харроп мне на ухо.

    В ту ночь была иная  атмосфера. В неё вкралась тревога, которая затронула всех нас, даже охранников. Наши усилия развеселить друг друга шутками провалились. Меня мучили мысли о том,  возможно, Коила не смог пересечь Урай Лех. Если я в своих подозрениях был прав, то наши друзья в базовом лагере не знали о нашей судьбе. Мы считались бы мертвыми, и китайцы могли бы удерживать нас столько, сколько им угодно, возможно, навсегда. Удар обрушится на мою жену Джин и нашего девятилетнего сына. По крайней мере, мы знали, что с нами происходит. Но для них оставалось лишь молчание и мучения. 

    В ту ночь я плохо спал и мечтал о китайском народном суде.
  • 50
    24 авг. 2020
    Svetliaciok
    У.. читать всё трудней. 
    И без того  китайцев недолюбливаю. ))
  • 51
    28 авг. 2020
    Elena Vasta (сайт-админ)
    Завтрак был съеден в абсолютной тишине, нарушаемой лишь  звуками крысы, ежедневно пытающейся вырвать кусачек из  древних чапати в конце камеры.

     Когда мы закончили трапезу, состоящую из супа из репы и чая, Дамодар заговорил: "Как ты думаешь, что произойдет, Сид Сахиб?"  "Возможно будет допрос и суд в Народном суде." 

    Дамодар  спросил, что такое народный суд. Я объяснил, что согласно китайской внутренней пропаганде  народные суды были необходимы для того, чтобы искоренить так называемые контрреволюционные тенденции. Сам Китай признавал, что на тот момент народные суды уже приговорили к смертной казни не менее двух миллионов человек. Исход таких заседаний всегда предрешен. Никто никогда не был признан невиновным в китайском коммунистическом народном суде. Главным требованием, как и в сталинской России, является подписанное признание без каких-либо физических, документальных или даже косвенных доказательств. Разбирательства всегда проходили по одной и той же стереотипной схеме. Обвиняемый признает вину  и жалуется суду на свои недостатки, а судьи ободряюще кивают головой, приветствуя  покаявшихся. 

    Иногда речь идет о обвиняемом "борются против". Это имеет следующую форму (если обвиняемый является лицом, которое должно быть привлечено к ответственности):  на футбольном стадионе или общественной площади жертва предстает перед толпой кричащих обвинителей.   Донос одного партийного работника считается достаточным доказательством для судебного преследования, как было в Риме при Калигуле. Минимальный срок наказания, когда-либо вынесенный народным судом, составляет три года. Большинство же приговоров были на десять или двадцать лет,  или даже  пожизненно, а смертная казнь обычно приводилась в исполнение одной пулей в основании черепа.

    Мой рассказ о китайском суде был прерван щелчком  замка нашей камеры. Впервые с начала нашего заключения нас заперли. Я постучал в дверь камеры, и она была разблокирована.  Охранник, которому мы дали имя "Лофти" последовал за мной в туалет, а затем на кухню, где я попросил  горячую воду для бритья. Если меня будут допрашивать, то я намеревался выглядеть достойно.

    К моему удивлению, моя просьба была удовлетворена, и Чунгня принес мне  безопасную бритву индийского производства. Там было только одно лезвие и оно было абсолютно тупым. У меня было мало мыла, и сделать из него пену и потом побриться тупой бритвой с  еле теплой водой было практически невозможно. Тем не менее мне удалось снять месячный щетину, но не без немалых страданий, после чего мое  лицо стало напоминать сырой бифштекс.

    Каждые несколько минут один из солдат выходил на огневую ступеньку на внешней стене и смотрел на  другую сторону Карнали. Я неоднократно ходил в туалет, чтобы из его окна следить за событиями. 

    В 11 часов утра я увидел группу людей, одетых  в  цвета хаки и голубой цвет, выходящих из серых казарм. Через несколько минут солдат китайской армии вышел из красного здания и махнул рукой в нашу сторону. Это был сигнал. Гитлер ударил меня по плечу и позвал Марло и Лофти. Они указали мне на дверь нашего двора, и я впервые после прибытия в Таклакот вышел за пределы нашей тюрьмы. 

    Мост был больше, чем он казался из окон нашего туалета, будучи достаточно широким для двух яков или мулов бок о бок. Группа молодых китайских солдат  прошла в противоположном направлении.  Один за другим они останавливались, чтобы поближе взглянуть на меня. Отсутствие физических упражнений и последствия  дизентерии привели меня  меня в изнурительное состояние. 

    Я повернулся назад и посмотрел через Карнали, чтобы увидеть Харропа и Дамодара, все еще стоящих на верхней ступеньке в центре тюремного двора, и ободрился. Слава Богу, я не один, - подумал я про себя. Внутри двора стояла импозантная группа тибетских чиновников, которые указали мне на закрытый занавесом дверной проем слева. Я подошел к нему. Кто-то в комнате толкнул занавес и вышел. Это был тот самый  индийский трейдер -самозванец, который пытался поймать нас в ловушку в день нашего прибытия в Таклакот. Он улыбнулся мне. При виде его  мои страхи начали исчезать. Он вызывал у меня  возмущение и отвращение, но не страх. Я ужасно  хотел ударить его по лицу и выбить ему  его золотые зубы. 

    Игнорируя его усмешку и сгибаясь, чтобы избежать столкновения тибетским дверным проемам, я  зашел внутрь. Этот  шаг перевел меня из мира здравомыслия и разума в фантасмагорию лжи и обмана. Я входил в обитель китайского генерала, который считал себя своего рода Тамерланом Тибета. Я немного задержался на пороге, пытаясь приспособить зрение к тусклому свету, единственный источник которого  проникал  через маленькое окно, покрытое тонкой  белой бумагой.

     Два вооруженных солдата НОАК протолкнули меня  вправо, и я вошел в большую комнату. Я заметил несколько людей, сидящих вокруг небольшого стола. Их было шестеро. Это был допрос Большого Брата. Никто из шести не обращался ко мне, и большинство из них игнорировали мое присутствие. Иногда он смотрел в заметки и произносил несколько слов понизив голос, как будто боялся что я понимаю мандаринский диалект и могу подслушать то, что они сказали. От скуки я стал рассматривать помещение и находящихся в нем людей.

    Те китайцы, которые были одеты  в синие костюмы политработников,  носили  кепки того же цвета. Одетые в хаки особи носили шляпы с ушными отворотами, красиво отделанными лисьим мехом. Знакомый значок красной звезды был приколот к передней части шляпы. Стол перед ними был заставлен блюдами с орехами и индийскими сладостями. 

    Эти персонажи, очевидно, жили гораздо лучше, чем обычные солдаты в Таклакоте. Китайские призывы к равенству и братству  не имеют  никакого  отношения к действительности. За сидящими фигурами располагались два  плаката Красной Армии, поражавшие своей яркой окраской и смелым стилем. Один из них изображал Мао Цзедуна, стоящего на балконе и машущего толпе молодых людей. 

     Мой осмотр плакатов был прерван голосом: "Здравствуйте!" Я посмотрел вниз и  увидел, что пухлый парень в синем, сидевший с правой стороны стола, обращается ко мне.  Я прозвал его "Смоути.

     "Вы говорите по-китайски или по-тибетски?" "Ни то, ни другое," - ответил я. Передав эту информацию другим, он сказал: "Пожалуйста садитесь"

    Он, как и его спутники, сидел на трубчатом стальном стуле. Обернувшись, я с удивлением увидел позади себя трубчатый стальной стул, который в сложенном виде стоял прислоненным к стене. Я взял этот стул, раскрыл его и хотел сесть.

    Пухлый персонаж наблюдал за каждым моим шагом, и  как только я собрался сесть на стул, он что-то произнес на мандаринском языке и два охранника направили на меня дула автоматов: "Нет, вы должны сидеть на полу." 

    Гнев захлестнул меня. Я  понял, что в соответствии с китайской традицией меня намеренно заставили потерять лицо. Иностранному дьяволу пришлось показать, что он не  уступает представителям Китайской Народной Республики. "Нет, спасибо," - ответил я. "Я  останусь стоять." Англоязычный персонаж пробормотал свой приказ двум солдатам, один из них выхватил у меня стул, а другой приставил свой ППШ к моей голове. "Вы должны сидеть," сказал Чубби-лик. Не чувствуя склонности спорить дальше, я сел на высохший грязевой пол. 

    "Сначала я требую объяснить мне, кто держит меня в плену и по какому праву. Если я не получу этой информации, то  откажусь отвечать на ваши вопросы ", - сказал я. Англоязычный китаец, которого мы позже назвали  "Гладким", был взбешен. 

    - Вы не должны задавать вопросы. Вы должны только отвечать на них. Но я скажу вам, что вы пленники Китайской Народной Республики, и что мы являемся властью в тибетской провинции Китая, и вы находитесь в присутствии генерала, командующего всеми китайскими войсками в Тибете. В ваших интересах подробно ответить на все его вопросы.

    "Кто из вас генерал?"  спросил я. Переводчик выглядел раздраженным. "Вы больше не будете задавать вопросов". 

    Я посмотрел на этот комитет,  пытаясь выяснить, кто же тут самый главный.  Человек слева, волшебная маленькая фигурка в армейском комплекте, как мы узнали  позднее, был из сгарнизона Гарток. Из-за его выражения лица и походки, мы назвали его "Обезьяна Гартока". Чтобы не путаться, мы переименовали одного из наших охранников из  Обезьяньей Рожи  в "Коротышку." Обезьяна из Гартока был  самым неприятным на вид персонажем которого я когда либо видел.

    У него были большие выступающие уши, которые были слегка заострены вверху. У его длинного лица почти не было лба, нос был уплощён, а челюсть свободно провисала. Его длинный подбородок практически лежал на груди, он смотрел на меня из-под кустистых бровей, а слюна стекала из уголка его рта на испачканный китель цвета хаки. Несколькими неделями ранее он разбил голову одному из своих солдат и забрызгал его мозгами других.

    Рядом с ним сидел военный губернатор Тибета. Надо признать, что  я не понял этого на том первоначальном допросе, поскольку он был одет в маскировку, сменив  военную форму высшего офицера на  менее заметную одежду партийного политического деятеля. Он выглядел самым невзрачным и незаметным, будучи маленького роста. а лет ему было   около пятидесяти. Его взгляд постоянно бродил по комнате, как будто он ожидал, что на стенах или потолке произойдут интересные события. В тот странный случай, когда его глаза встретились с моими, его взгляд был мгновенно изменился. 

    Он всегда говорил тихо, но когда он начинал  говорить, все остальные замолкали.   (Спустя годы я узнал, что китайский военный губернатор, возглавляющий наш комитет по допросам, был не кто иной, как генерал Чан Куо Хуа; он был с Мао Цзе-тунгом на знаменитом "Длинном марше" и сделал карьеру. Когда в 1950 году через Чамдо было начато крупное китайское вторжение в Тибет, генерал Чанг командовал им. В отличие от европейских армий, где старший офицер может быть заменен через два-четыре года, генерал Чанг управлял Тибетом как военачальник более восемнадцати лет. Во время нашего захвата он прибыл в Гарток, чтобы ускорить работы на западном конце стратегической военной дороги, которую Китай позже назвал "Великая оборонная магистраль." Чанг был ответственен за гибель нескольких сотен тысяч тибетцев во время своего срока полномочий.) 

    Рядом с ним сидел невзрачный одетый в голубое молодой человек не старше восемнадцати лет, который  в разбирательстве почти не принимал участия. Он был своего  рода секретарем, записывая все вопросы и ответы в  книге, которая лежала перед ним на столе. Книга была индийской детской книгой упражнений.  Мы дали ему прозвище "Книжный червь."

    Пятым членом комитета был ещё один армейский офицер, носивший русскую копию фотоаппарата Leica 35 мм, накинутую на шею. Мы воздержались от того, чтобы дать прозвище и ему, потому что он больше не появлялся. Его задачей было сделать идентификационные фотографии для записи. Шестой член комиссии  был тот самый пухлый  маленький парень-переводчик, единственный китаец в Тибете, который говорил по английски. 

     После того, как он перевел мои слова, воцарилось молчание. Затем последовало  чаепитие. Время от времени молчание нарушалось, когда член комитета  полоскал чаем горло и плевал в пол. Я был и удивлен, и с отвращением обнаружил, что высшие офицеры НОАК в западном Тибете своими манерами ничем не отличались от простых  солдат. 

    У меня было ощущение, что все чаепитие было задумано, чтобы унизить меня  и держать меня в напряжении. Но чем дольше я сидел на высохшем грязевом полу, тем меньше чувствовал страха. Их поведение помогало мне выиграть психологическую битву. Невозможно было  потерять лицо в присутствии такой отвратительной группы.  Человек-Обезьяна вытирал рукавом нос,  Книжный Червь  сморкался на пол, без использования платка. Все продолжали есть и пить, и никто, казалось, не обращал на меня внимания.  Я потянулся в карман за платком, только чтобы получить удар по правому уху дулом автомата. Я  как ни в чем не бывало,  продолжил, и когда в моих руках появился носовой платок, он вызвал улыбки на лицах двух моих охранников. Идиоты думали, что я собираюсь достать из кармана бомбу или пистолет. 

    Потом я увидел нечто, что заставило мое сердце биться быстрее. Я  заметил маленький тибетский столик на дальней стороне комнаты. На ней лежал мой пистолет Браунинг, а рядом лежала коробка с патронами. У меня будут проблемы с объяснением этого. Гималайские исследователи не имеют при себе огнестрельного оружия.
  • 52
    06 сент. 2020
    Elena Vasta (сайт-админ)
    Военный губернатор сказал несколько слов Смути, который, изучив некоторые заметки, обратился ко мне:

    - Здравствуйте, мы зададим вам несколько вопросов, и на эти вопросы вы должны ответить честно. Вам запрещено говорить не по делу, только отвечать на заданный вопрос. 

    Смути (кличка переводчика) очистил горло и сплюнул в паре сантиметров от моих ног:

     - Во-первых, как вас зовут? Также назовите ваш возраст,  национальность и ваш адрес. 

    Я предоставил им эту информацию. Затем они  спросили имя моей матери,  моего отца, а также имя моей жены и сына, мою профессию и прочие подробности. Это было похоже на подачу заявления на работу, только в этом случае срок занятости мог быть каким угодно долгим, от пяти лет до всей жизни. На вопрос о национальности я ответил: "Британец, и, черт возьми,  горжусь этим."

    Смоути перебил меня: 

    - Вы не должны ругаться в присутствии губернатора Тибетского района Китайской Народной Республики. Вы должны вести себя хорошо в любое время, когда вы находитесь в нашем доме. 

    Смоути сказал несколько слов генералу, а потом обратился ко мне:

     - Вы не американец? 

    Зная, насколько "популярны" американцы у китайских коммунистов, я был благодарен, что на самом деле не являюсь гражданином США. Я ответил:

     - Нет, как я уже сказал, я британец и горжусь этим.

     Смоути мгновение подумал, а потом произнес самое глупое высказывание дня:
      
    - Ты уверен?

    Я улыбнулся этому и получил еще один удар дулом пистолета, на этот раз по другому уху. 

     - Вы не должны лицемерить!

     - Загляните в мой паспорт, - предложил я. 

    - Посмотрите на качество обложки и страниц. Американский паспорт - это дешевый мусор по сравнению с британским паспортом. 

    Смоути обратился к Книжному червю, который достал мой паспорт из своего портфеля. Подержав паспорт, Смоути показал мне идентификационную фотографию. 

     - Это вы?

     Пришлось признать, что моя внешность несколько изменилась. Я похудел, глаза ввалились из-за сочетания дизентерии и паршивой тюремной диеты. Я ответил утвердительно. У меня было ощущение, что Смути обдумывает что-то. 

     - Мы считаем, что этот документ фиктивный и что он не является вашим настоящим паспортом.

      Я спросил, как они пришли к такому выводу. 

    Потому что паспорт говорит, что вы инженер, а вы говорите, что вы менеджер. Либо документ фальшивый, либо вы лжете. 

    Я птпытался объяснить, что был менеджером в инженерной компании. 
     Смоути это не убедило. 

     - То, что вы  говорите  - ложь. Вы должны ответить честно. 

    Меня спросили, какая профессия у моей жены, на что я ответил следкющее:

    - Она моя жена. Она домохозяйка. 

    Смоути недоверчиво посмотрел на меня. 

     - Но как живет твоя жена, если она не работает?

     Я сказал, что многих английских жен содержат  их мужья. Я мог только предположить, что в коммунистическом Китае каждая трудоспособная женщина должна выходить и работать и что домашняя жизнь считалась буржуазным пережитком. 

    Далее Смоути захотел узнать, почему я жил в Северном Уэльсе, когда моя мать жила за пятьдесят миль в Чешире. Очевидно, он верил в конфуцианскую философию благочестия и сохранения единства семьи.

    Мальчики из Гартока, казалось, теряли время, но, конечно, это было не так. Эти, казалось бы, неважные вопросы, которые продолжались более часа, и которые иногда повторялись, были такими же, как и у всех  контрразведкой мира.  Некоторые оригинальные вопросы часто повторялись. Поскольку мое прошлое не было выдумкой, они не смогли меня поймать на ошибке. 

    Затем Смоути задал критический вопрос:

     - Кто послал тебя сюда? Кто дал тебе инструкции? 

    Я ответил, что меня никто никуда не посылал, и что я был в Гималаях, потому что именно там я хотел быть. 

    Смоути не поверил этому:

    - вы лжете! Говорите правду! 

    Мы были первыми альпинистами, когда-либо захваченными китайцами, и столкнулись с неизбежными и безответными вопросами, такими как "Почему вы поднимаетесь в горы?" и "Почему вы посещаете Гималаи?" Когда мне задают такие вопросы мои земляки, я испытываю трудности, предлагая объяснение, которое понять никому, не проникнувшемуся тем, что я назвал бы духом гор. Так вышло, что мне пришлось на этот неизбежный безответный вопрос и тут. 

     - Почему ты оказался в Гималаях?

     - Потому что я альпинист. Я делаю это для удовольствия. Это мое хобби. 

    - Это не удовлетворительный ответ, - сказал Смоути. 

    - Какова настоящая причина, по которой вы поднимаетесь в горы?

     Я повторил свой первоначальный ответ.
     
    - Какова реальная причина, почему вы поднимаетесь в горы? Какова цель? Вы должны ответить, кто спонсировал вашу так называемую экспедицию.

     - Клуб альпинизма Северного Уэльса, газета под названием Liverpool Daily Post, и американский журнал Life". 

     - Как вы познакомились с этим клубом?" 

    - Это легко, ведь я его и основал.

     - Какова цель впшего клуба?

    - Собрать всех в Северном Уэльсе, кто заинтересован в альпинизме.

     - Ах да," ответил Смоути саркастически,  - но какова другая цель клуба, его реальная  цель? 

    Я засмеялся, и Смооути крикнул:

    - Вы не относитесь к нашему следственному комитету с должным уважением! Вы не можете скрывать от нас цель этого клуба! Если потребуется, мы узнаем это от ваших двух товарищей. Итак, какова политика клуба? 

     - Это клуб альпинизма и поэтому строго цель была совершенно неполитической", - возразил я. 

     - Это не может быть правдой," сказал Смоути, - Как говорит нам товарищ Мао, каждая организация имеет свои политические убеждения и мотивы.

    Я взорвался. 

     - Вы ожидаете, что я извращу правду и выдумаю причудливую ложь, просто чтобы соответствовать тем ответам, которые вы хотите услышать? Похоже, между нами нет общей основы для взаимопонимания. Мы из разных миров, из разных культур. 

    Я заметил, что Смоути  не  перевел  мои последние замечания другим членам комиссии по допросам. Они начали разбирать следующий набор вопросов. Тибетец принес миску орехов и еще один кувшин  чая. Я чувствовал жажду и у меня было искушение попросить чашку чая себе, но гордость мешала мне обратиться к ним с  унизительной просьбой, поэтому я страдал молча, и мои похитители, конечно, не предлагали мне чаю сами. 

    Передышка закончилась, и  вопросы начались снова. 

     - Кто послал тебя сюда, в Китай?
    - Нас сюда никто не посылал. Ваши войска похитили нас на непальской территории в бассейне Джалингхол Кхолы угрожая оружием. 

     - То, что ты говоришь - ложь. Вас арестовала Народно-освободительная армия Китайской Республики. Это доказательство того, что вы были нелегально в Тибете. Вы пришли сюда, чтобы совершить незаконное вторжение в Китай. 

     - Как, черт возьми, два альпиниста и восемнадцатилетний юноша могут стать частью вторжения?,  спросил я . 

     - Это незаконное вторжение, - продолжил Смузи, - и вы намеревались шпионить за Народно-освободительной армией.

     - Какого черта нужно Англии  здесь, в Тибете?  спросил я . 

     - Как называлась гора, которую вы хотели  посетить?" спросил Смоути. 

     - Налканкар, - ответил я. 

     - Где находится эта гора, Налканкар?

     - Это хребет,  половина которого находится в Тибете и половина в Непале.

    Почему вы хотели взобраться на него?

    - Я не могу ответить. Я просто люблю подниматься на горы. 

     - Что вы делаете, когда добираетесь до вершины этих гор, на которые стремитесь?

     - Мы снова спускаемся, - ответил я. Услышав это Смоути усмехнулся, как человек, который загнал соперника в угол.

     - Признайте  правду. Вы хотели незаконно занять эту гору для каой-то цели. Каков был ваш политический мотив? 

    Я никогда раньше не слышал ничего подобного. По мнению китайцев, люди просто так  не поднимаются. Смоути  долго что-то  писал, затем  толкнул документ в мою сторону:  

     - Пожалуйста, прочитайте это и подпишите это.

      Я взял записку и прочитал: "Я признаюсь в участии в незаконном вооруженном вторжение в Китай". Вооруженная часть, очевидно, была отсылкой к моему пистолету. Я ответил: 

     - Я не могу подписать это, потому что это неправда. Я никогда не вторгался в Китай. Когда ваши люди похитили нас в Джонглонг  Кхоле, мы были в Непале. 

     - JungJung Khola находится внутри Китая. Все люди во многих деревнях Джонглонг Кзолы платят налоги Китаю. Я не был склонен смеяться даже над этим нелепым утверждением. 

    - Это невозможно. Это место необитаемо сейчас  и всегда было необитаемым. Это высокогорная долина, непригодная для проживания, земледелия или выпаса скота. 

    - Вы лжете! В Ддонглонг Кхоле много домов, и вы, должно быть, поговорили с её жителями, когда незаконно совершили свое вооруженное вторжение в Китай. 

    Смоути решил попробовал другой путь. 

     - Вы и мистер Харроп отправили много писем с просьбой о улучшении условий вашего содержания. Подпишите признание, и все ваши запросы будут удовлетворены. 

     -  Я не подпишу твое дурацкое признание, и ты можешь засунуть его себе в анус. Если вы возражаете против нашего присутствия, почему бы не принять простой вариант нашей депортации?

    К счастью для меня, Смузи,  не знал, что такое анус. 

     - Нет, вы пытались совершить акт вооруженного шпионажа против Китайской Народной Республики и должны быть показательно наказаны для предупреждение других империалистических  агентов. 

    Смоути достал  флаги нашей экспедиции. Они были сделаны в Лондоне, и были небольшого размера, типа один прикрепляется к валу ледяного топора, чтобы на фоне их  фотографироваться на вершине горы. У нас был валлийский флаг, флаг Непала, Организации Объединенных Наций и Великобритании, а так же флаг Китайской Народной Республики.  Смоути проигнорировал китайский флаг, с его золотыми звездами на красном фоне, но  выделил флаг Организации Объединенных Наций. 

     - Это флаг Организации Объединенных Наций. ООН неоднократно отказывалась давать коммунистическому Китаю место в ООН. Для чего ООН посылала вас сюда? Какова связь между флагом ООН и вашим незаконным вооруженным вторжением в Китай? 

    Прежде чем я смог ответить, Смоути вытащил  китайский флаг. 

    - Посмотрите на этот флаг. Это флаг Китайской Народной Республики. Может быть только одна причина, по которой вы обладаете этим флагом. Вы намеревались замаскировать незаконное вооруженное вторжение в Китай, чтобы тибетцы не знали, что вы - агенты иностранной державы.

    - Вы должны подписать это признание. Вы участник этого вооруженного вторжения коммунистического Китая. Подпишите признание в том, что вы -имериалистический шпион, и мы будем очень добры к вам. В противном случае вы будете жестоко наказаны ", - сказал Смоути. 

    Я понял, что  козыри были у меня, а не у них.  Эта кучка головорезов должна была получить признание любой ценой, иначе их карьера может оказаться под угрозой. Если бы они вырубили мне мозги, то не было бы и подписанного признания. 

     - Я хочу вернуться в свою камеру, которая, кстати, грязна и заражена крысами.

     - У вас  не камера. У вас  хорошее жилье предоставленое благодаря щедрости Китайской Народной Республики. Смоути попытался уговорить меня снова. 

     - Если вы подпишете это признание, мы позволим вам иметь лучшие комнаты и улучшенное питание.

     - А мои таблетки от дизентерии?

     - Ваши таблетки должны быть проверены экспертами. Тем временем, если вы подпишете это простое признание, лучшие медики Китая займутся вашим лечением. 

     я  покачал головой. 

     - Сделки не будет. После того, как мои слова были переведены, все шестеро вскочили и стали орать на меня.

    Генерал отдал приказание фотографу, и он начал делать  мой портрет по плечи. Желая выглядеть по возможности лучше, независимо от моего исцарапанного и кровоточащего лица - эффекта этой тупой бритвы - я взял гребенку из кармана и стал медленно и методично расчесывал волосы. "Это форма, которая имеет значение," я подумал про себя. Тут я заметил, что китайский военный фотограф собирается сделать мою фотографию с закрытым колпачком объектива. 

     - Извините, старина, сказал я, - У вас будет пустой негатив, если вы не снимете крышку с объектива.

    Я тяжело поднялся с пола и, сопровождаемый двумя солдатами на затекших ногах  вышел во двор, мои глаза были ослеплены сильным солнечным светом. 

    Мой первый допрос закончился.
  • 53
    17 сент. 2020
    Elena Vasta (сайт-админ)
    Я остановился на несколько секунд, чтобы привыкнуть к свету. Дзонгпон и индийский агент-провокатор стояли у двери двора. Оба приветствовали меня, но я их проигнорировал. Вдали от  мира Оруэлла и Кафки я начал чувствовать себя немного ярче. Это был слишком хороший день, чтобы чувствовать себя несчастным. 

    Мои охранники остановились, чтобы зажечь сигарету, и я сел на скалу, чтобы насладиться  видом. Через реку была отлично видна наша тюрьма, и мысль вернуться в  грязное, ограниченное  пространства  была удручающей. У меня было всего несколько моментов, чтобы заприметить любую мелочь.  И достопримечательности, и звуки, которые я не заметил бы в любое другое время, приобретали необычное и острое значение. Все, что было новым, я пытался сохранить в своей памяти. 

    "Это Тибет," - сказал я. "Несмотря на китайцев, замечательно быть здесь!" Возобновив наше путешествие, мы с охранниками прошли по мосту к нашей тюрьме на холме. Двор был полон китайских военных, большинство из них небыли новые для меня лица. Харроп  спустился, чтобы поприветствовать меня, но был остановлен  двумя охранниками, которые ткнули ему  в живот дулами своих пистолетов. Два других приказали мне держать руки над головой и встать спиной к стене туалета. 

    Гитлер подошел ко мне и, направив палец на рот, сказал: "Миндо."  

    "Как все прошло?" крикнул мне Харроп. "Эти китайцы чертовски невозможны", - ответил я. "Они убеждены, что мы шпионы." Гитлер  разбушевался, размахивая пистолетом перед моим лицом. "Тогда Лхаса или Пекин наша следующая остановка", - крикнул Харроп. "Боюсь, что да," - ответил я. На этот раз Гитлер схватил  автомат и жестами показал, что выстрелит мне в голову. 

    Все успокоились, кроме Дамодара, который бормотал: "Китайцы - бастарды!" 

     Пришла очередь Харропа предстать перед Мальчиками из Гартока. Когда Харроп перешел через реку, мы с Дамодаром были вынуждены сесть  на землю, лицом друг к другу, а китайцы направили свои  ППШ, а их было около десятка, нам в головы.
  • 54
    17 сент. 2020
    Elena Vasta (сайт-админ)
    Чунгня молча наблюдал за происходящим, на его лице были написаны  сомнения и растерянность.  Незнание  языков  друг друга и различные взгляды Востока и Запада не помешали развитию дружбы между нами. У Чунгни было веское основание выглядеть беспокойным. Теперь он встретился с двумя так называемыми "империалистами" в нашем лице, и у него оказалось достаточно объективное мировоззрение, чтобы понять, что мы  не похожи на то, как о нас говорила китайская пропаганда.  Я улыбнулся и подмигнул  Чунгне за спиной  нашей вооруженной охраны. Чунгня улыбнулся и подмигнул мне в ответ. 

    "Дамодар не совсем прав, - подумал я про себя. "Не все китайцы - ублюдки." 

    Тут Гитлер повернулся к ругне и отдал ему приказ вынести из камеры мой матрас и спальный мешок и перенести их в маленькую комнату справа от двора. Мое расставание с Харропом и Дамодаром было очевидным, нас лишали возможности разговаривать друг с другом или обмениваться информацией относительно наших допросов. Мне разрешили вернуться в большую камеру на несколько мгновений, чтобы собрать мои личные вещи. Я разделил последние наши припасы на всех. У нас еще оставалось некоторое количество шоколада Нестле, батончики Овоспорт, ментоловые бисквиты бисквиты и остатки конфет. Сгущенного молока хватало на полбанки на каждого. Наконец, у нас оставалось примерно полфунта кубиков сахара. Вскоре и эти остатки экспедиционного питания  мы съедим  и  дополнять зверскую тюремную диету будет нечем.

     Вместе с моим факелом, одним из крошечных тибетских столов и китайским постельным шкафом, который мне дал Чунгня, я вернулся в камеру, которая должна была стать моим новым домом. Это была самая маленькая комната из всех, ранее она использовалась как овощной склад. В задней части комнаты, примерно в шести сантиметрах от высохшего грязевого пола, располагался приподнятый пандус, состоящий из твердой глины. На этой  платформе ранее лежали  когда-то  мешки с репой, несколько высохших репок  еще валялись на полу. 

    Зато моя камера могла  похвастаться двумя окнами. Одно из них смотрело во двор и далее на Гималаи, а другое обеспечивал грандиозный вид на интерьер нашего туалета. Потолок был слишком низок, чтобы я мог полностью выпрямиться.  Нижние части стен были  изрешечены крысиными отверстиями. Дверь моей камеры была заперта. 

     

    Кусок белой бумаги, приклеенный к стене,  оказался остатком китайского календаря. Пока оставалось немного места, я написал в дату: 7 ноября 1955 года, добавив "7 - это мое счастливое число!" В тот день в тюремном дворе был большой переполох, и я не слышал, ни как Харроп вернулся, ни как  Дамодар ушел на допрос. 

    Вечером меня вывели на чай в кухню, там сидел Харроп и Дамодар, но под угрозой автоматов нам запретили разговаривать. Так как нам запретили говорить, нужно было придумать какие-то другие средства коммуникации.  

    Вернувшись в свою камеру, я извлек из своего  спального  мешка спрятанный  огрызок карандаша, и, воспользовавшись конфетными обертками, написал Харропу записку.  Я должен был знать наверняка, что Харроп сказал парням из Гартока, и наоборот, он должен был знать то, что говорил я. Малейшая разница в наших историях осложнит ситуацию. Я хотел  попытался передать Харропу свои записки  во дворе тюрьмы. 

    Утром я  постучал в дверь камеры, мне открыли, и я  пошел на кухню за кружкой чая. Харроп и Дамодар сидели  по обе стороны двора, между ними находился Гитлер с автоматом наизготовку.
    Не было ни малейшей надежды передать Харропу мое сообщение, и, забрав  мою кружку слабого чая, я вернулся в свою камеру совершенно разочарованным.

    Необходимо было найти еще один способ!  Один кусок сахара попал в мою чашку, а потом  я выжал в кружку  из трубки сгущенное молоко. Именно в этот момент в мою голову  пришло решение проблемы. Ответ мне подсказал тюбик сгущенного молока. Если бы я развернул нижнюю часть трубки, я мог бы проскользнуть записку внутрь. Но как защитить мою  записку от сгущеного молока? Ответ нашелся  в виде полудюжины полиэтиленовых мешков, которые когда-то хранили наши пеммиканские пайки водонепроницаемыми, и которые теперь находились в кармане моего анорака. Вырезав небольшой квадрат политена, я завернул в него записку и, выдавив часть сгущенного молока в свою чашку, я протолкнул свою записку в трубку. 

    Вытащив мой спальный мешок и воздушный матрас наружу, чтобы сестьна него , я занял позицию у стены моей камеры и ждал несколько мгновений, надеясь, усыпить  бдительность Гитлера. Но ни на минуту он не переставал переводить свой взгляд от одного из нас  на другого.

    Я не зря волновался:  отвечая на вопросы китайцев кто спонсировал нашу экспедицию, я называл  Горный клуб Северного Уэльса, журнал Ливерпуль Дейли Пост и Лайкф, Харроп же  заявил, что нашими спонсорами было Королевское географическое общество. Это расхождение в наших историях было все, что нужно китайцам, чтобы убедить их в том, что один или несколько из нас, вероятно, оба, лгали.
  • 55
    17 сент. 2020
    Elena Vasta (сайт-админ)
    Решив, что сообщение нужно передать без промедления (на случай, если в тот день будет еще один допрос)  я напоказ выдавил  немного молока в свою чашку, стараясь привлечь внимание к тому, что делал. Затем, завинтив колпачок, я бросил тубус с молоком Харропу. Поскольку в кармане анорака у него была свой тубус  сгущенного молока, он, должен был  понять, что я делаю это не случайно.  Тубус  приземлился  примерно в трех футах от места, где сидел Харроп, и до того, как Харроп двинулся,  Гитлер  успел поднять молоко  с земли. 

    Видимо подозревая что-то, он крутил упаковку  в руке и с любопытством осматривал её. Харроп посмотрел мне в глаза, и я подмигнул ему. Его выражение  лица свидетельствовало о том, что он знает, что это я затеял неспроста. 

    Через несколько мгновений, которые по моим ощущениям растянулись на целые года, Гитлер открутил колпачок и выжал часть сгущенного молока на указательный палец, попопробовал его, и ухмыляясь сказал: "Ньюфан." Это слово наши охранники использовали для молока. Колпачок был завинчен на месте и упаковка передана  Харропу.

    Только когда Гитлер ушел и  охрана сменилась, мой друг зашел на минуту в свое помещение и прочитал мою записку. В ответной записке Харроп предположил, что ввод Дамодара в подпольную переписку может быть слишком громоздким. Так, Харроп предположил, что, поскольку дверь его камеры находилась всего в трех футах от Дамодара и прямо перед ней, он сможет попытаться шепнуть ему несколько слов,  или, в экстренном случае, бросить записку через дверь в дневное время.

    Чтобы скоротать время, я решил сделать эскиз горных хребтов, которые тянулись к югу. Из окна моей камеры я мог видеть весь западный Непал  - от перевала Урай Лех до Тинкар Липу, и почти до Липу Леха на границе Индии и Тибета. На самом деле, я занимал замечательную точку наблюдения, и ни одному индийскому или непальскому геодезисту никогда не было и не будет  дано разрешение войти на Тибетское плато и обследовать Непальские Гималаи. Я сделал эскиз на одном из моих последних кусков туалетной бумаги, в виде большой панорамы. 

    Поскольку бумага не была достаточно длинной для моей цели, мне пришлось нарисовать эскиз из нескольких частей, одна из которых была нарисована под другой. Мне понадобилось несколько дней, чтобы завершить рисунок, после чего я туго свернул его  засунул в пластиковую  опору дешевого зеркала, которое я купил в Кельне по дороге в Гималаи. 

    Каждый день, в течение четырех дней я доставал этот кусочек туалетной бумаги и продолжал свой примитивный набросок. 

     

      

     

  • 56
    18 сент. 2020
    Elena Vasta (сайт-админ)
    Утром в пятницу, 11 ноября, Шикельгрубер вошел в мою камеру во время завтрака и сказал, что я должен поторопиться  меня вызывали на второй допрос. Когда в сопровождении двух вооруженных охранников проходил по двору, Харроп и Дамодар вышли из их камер, и Харроп дал мне ободряющий знак поднятым вверх большим пальцем. Я собрался идти вниз по холму, но  путь мне преградил вооруженный автоматом солдат, который знаками велел мне идти в сторону Таклакота. 

    Это было что-то новое.
  • 57
    18 сент. 2020
    Elena Vasta (сайт-админ)
    Меня привели в тибетский дом, частично встроенным в клиф, расположенный всего в пятидесяти ярдах от нашей тюрьмы. Полдюжины армейских мулов были привязаны к рельсу за его дверью, а двое солдат НОАК стояли в дверях, разговаривая с золотозубым индийским шпионом. Проход к зданию был  такой темный, что я споткнулся о седло и столкнулся с другим вооруженным солдатом. 

    В нескольких футах от входа я взял в сопровождение не менее шести вооруженных пехотинцев. Новая комната для допросов оказалась меньше, чем предыдущая и с всего одним окном. Большинству охранников не хватало в ней места и им пришлось оставаться  в дверях. 

    Через крошечное окошко все же поступало достаточно света, чтобы я мог разглядеть лица моих инквизиторов. Все, кроме одного, были  мне знакомы. И опять, как и в первый день, мне не предоставили стула, и я уселся на полу, скрестив ноги.

    Две-три минуты прошли в полном  молчании. Все мои инквизиторы курили английские сигареты и пили чай. Во время церемонии чаепития Смути прополоскал чаем горло и сплюнул его на пол прямо перед моими ногами, после чего сказал:

    - Здравствуйте. Мы привели вас сюда, чтобы задать вам еще несколько вопросов. В последний раз вы не отвечали нам  честно. На этот раз вы должны говорить только правду. Как вас зовут ?

    - Сидней Вигналл. 

    - То, что вы говорите - ложь, вы, западный фашист, жалкий пёс  американского ЦРУ. Мы хотим узнать ваше настоящее имя. 

    Я повторил свой ответ.

     - Ты лжешь! Вы используете другие имена. У тебя много всяких разных псевдонимов. Вы расскажете нам обо всех своих  ложных личностях, которые использовали в вашей грязной империалистической шпионской сети.

    Смоути открыл портфель и покопавшись в нем выудил горстку визитных карточек и бросил их на стол. 

    - Мы нашли их среди ваших личных вещей. Это твои другие псевдонимы. Вот доказательство того, что вы шпион и британский агент. Смоути протянул мне их, и я рассмеялся. Я собрал эти визитки  на всей 6, 500-мильной дороге в Гималаи. Там была карточка немецкого газетного репортера в Ахене, карточки должностных лица местных органов власти в Висбадене, визитка британского вице-консул  в Инсбруке, корреспондента агентства Рейтер, сотрудника таможни на греческой границе, американского инженера-строитель из Стамбула, личного секретаря Его Величества шаха Ирана, афганского бухгалтера из Кандагара и, наконец, визитки английской пары, которые ехали из Великобритании в Австралию на автомобиле. Какой же выход из всей этой ситуации? 

    С большим трудом я объяснил, как эти визитки попали в мое распоряжение,  пытаясь убедить мальчиков из Гартока, что Сидней Вингалл - единственная личность, на которую я когда-либо претендовал. Когда я дошел до визитной карточки турецкого студента по имени Озкан Кокабийкоглу, я решил, что именно эта фальшивая личность и приведет меня к повешению. И хотя я старался  "держать лицо", но не смог больше сдерживаться  и начал хихикать.

     - Вы не должны оскорблять Народный Комитет смеясь в нашем присутствии", - крикнул на меня Смути. 
    Остальные инквизиторы к настоящему времени начали терятьсамообладание, и я постарался сгладить ситуацию. 

    - Хорошо.  Извините, если я вас расстроил.  Это карточка молодого турецкого студента. По пути в Индию мы остановились в Стамбуле, и нас принял американский колледж Роберта. Имя этого студента - Озкан, как в Атлантическом Озкане. Другое имя Kocabiyikoglu, интерпретируется как, -

    и в этот момент я снова не смог сдержаться и разразился смехом, и тут же в мою голову уперлись ППШ.

    - Вы должны продолжить!  Что значит это имя? 

     - Это значит, по-английски  "Сын больших усов." 
  • 58
    18 сент. 2020
    Elena Vasta (сайт-админ)
    - Говорите честнее и не пытайтесь сделать дураков этого комитета! И за этими словами последовали весьма чувствительные удары.

    Смоути взял две следующие карточки.

     - Признайся нам, что это твои удостоверения личности! 

     - Хорошо. Видите ли, меня зовут Филдс, я мистер Филдс. Согласно второй карточке, я - жена Филдса по имени Мэри.  Может мне стоит надеть юбку?

     На этот раз Смоути выглядел озадаченным. Я заметил, что он не перевел мое последнее предложение остальным. 

    Все эти фальшивые личности доказывают, что вы агент иностранной державы. Если вы подпишете это признание, то избежите большой беды. Уже знакомый документ был подготовлен, и я снова отказался подписать его. генерал-губернатор сказал несколько слов мягким голосом и Смоути задал перевёл мне его вопрос.

     - Кто руководитель вашей незаконной экспедиции?

    - Я.

    Очевидно, это стало неожиданностью для всех них. Они не ожидали, что я скажу правду, и именно тогда я понял, что вопрос о том, кто был руководителем нашей экспедиции, не поднимался на предыдущем допросе. Смоути, проконсультировавшись с другими членами комитета, задал мне следующий вопрос.

    - Если вы  лидер этого незаконного вооруженного вторжения в тибетскую провинцию Китайской Народной Республики, зачем вы сюда прибыли сами и не послали кого-то другого? 

    Я повторил, что нахожусь в Гималаях для восхождения и разведки и не более того. Я также обвинил китайцев в похищении нас под дулом пистолета на непальской территории, и добавил: 

     - Это не первый случай, когда ваша НОАК незаконно вторглась в Непал. Два года назад китайские войска незаконно проникли в Непал к северо-востоку от Катманду и были арестованы солдатами гуркхского полка. Один из китайских солдат до сих пор является пленником в Катманду, и ему предоставили гораздо большую свободу, чем вы предоставляете нам.
  • 59
    03 окт. 2020
    Elena Vasta (сайт-админ)
    Смоути перевел эту информацию другим, наперебой стали кричать на меня, спокойствие сохранял лишь один  губернатор. Этот китайский генерал был  проницательным человеком,   гораздо умнее других. Старик никогда не улыбался, поэтому я дал ему новое прозвище. Отныне он будет Фазаном Плукером. 

    Фазан Плукер поднял руку, и остальные тут же затихли. Он сделал краткое заявление Смузи, который перевел его мне.

    -  Китайская Народная Республика никогда не совершала акта вооруженной агрессии против какой-либо нации. Мирная репутация Китая является доказательством этого. 

    Я попросил подробности мирной истории Китая, однако  Смути сказал, что я там нахожусь, чтобы отвечать на вопросы, а не задавать их.

     Была изготовлена новая бумажка, которую Смузи велел подписать мне. Я прочитал следующее: "Я признаюсь, что организовал вооруженное незаконное вторжение в Китай."

     - Подпиши это, - сказал Смузи, - и твои условия будут улучшены.

     - Какие изменения  вы имеете в виду? Будут ли наши охранники носить только две ручные гранаты вместо четырех?

     - Вы получите сигареты, мыло и любые другие предметы, которые пожелаете", - ответил Смузи.

     Поскольку я не предлагал менять своё будущее на  мыло и жестянку сигарет, то отказался от предложения. Тогда Смоути попробовал провернуть самый старый трюк всех разведок мира:

     - Во время первого допроса оба ваших компаньона подписали признание в том, что они - западные фашисты, подлые псы  американской разведки и иностранные шпионы. Если вы не подпишете признание, ваше наказание будет тяжелее, чем у них.

    Я  отнёсся  к этому заявлению с тем презрением, которого оно заслуживало, и отказался что-либо подписывать. 
     Тогда Смузи сказал:

    - Вот доказательство того, что вы незаконно вошли в Тибет задолго до того, как вы были арестованы нашей НОАК," 
    И смузи показал мне табличку, исписанную тибетским  санскритом, которую  Харроп взял  из чортена в Джиткоте. 
     
    - Этот документ был найден у Харропа, когда мы обыскали ваши вещи в день вашего ареста, 28 октября. Он является доказательством того, что вы уже были в Тибете. 

    - Это ложь, -  спокойно ответил я. "Джон Харроп взял этот кусок тибетской  письменности из  чортена рядом с Джиткот гомпой Гомпею. 

    -  Это неправда", - продолжил Смузи. - Вы никогда не были в Джиткот Гомпе.  Наши пограничники привезли вас прямо в Таклакот от вашего места захвата в Чон Чжон Холе.

    Поразившись этой вопиющей лжи, я попросил Смузи привести аббата Дждиткота, Джин Дин Роу и китайского Дзонпона, оба из которых могли свидетельствовать в мою пользу. Смоули ответил, что я затуманиваю тему с целью задержать разбирательство. 

    - Вы никогда не встречались с  аббатом Джиткота, - сказал он,   - Мы не торопимся и готовы ждать много лет, если этого потребуется, пока вы не примете более разумного решения и не признаетесь в своих преступлениях.

    Теперь настала моя очередь потерять свою крутость. 

    - Какого черта  вы вообще делаете в Тибете? Тибет - это не Китай. Почему вы вторглись в Тибет? Тибетцы - тихий народ. Они не представляли угрозы безопасности коммунистическому  Китаю!

    Смузи, который в этот момент  наслаждался маленькой пиалой  чая, остановился с ней на полпути ко рту. 

    - Китай не вторгался в Тибет!  Тибет всегда был неотъемлемой частью Китая. Мы освободилиТибет от угрозы иностранного вторжения. Наша задача - освобождение народа Тибета от средневекового господства лам, которые угнетают его. 

    Меня это озадачило. 

    - Но вы полностью контролируете Тибет. Как вы можете предположить, что вы все еще освобождаете тибетцев? 
    - Вы, должно быть, знаете, - ответил  Смузи, - что есть части Тибета, которые еще не освобождены?

     Я не знал ни о чём подобном, но был вполне готов получить урок китайской географии. 

     - На какую неосвобожденную  часть Тибета вы ссылаетесь?  - спросил я. 

    - Мы не позволим нашим подданным жить под иностранным господством, - продолжил Смузи. 

    Это утверждение взволновало меня. Может ли быть, что китайские коммунисты включили в качестве своих подданных всех людей тибетского происхождения, которые жили в различных частях Непала? Конечно, нет, поскольку заявлять о сюзеренитете над Бхотиями, шерпами и гуркхами было не чем иным, как угрозой аннексии частей независимого королевства Непал. Но если товарищ Мао утверждал, что бхотия, шерпы и гуркхи китайские подданные, это было бы достаточно для Народно-освободительной армии, чтобы оправдать вторжение.

    - На какую неосвобожденную часть Тибета вы ссылаетесь? - спросил я.

    - Мы не позволим нашим подданным жить под иностранным господством, - ответил Смузи.

    Это утверждение взволновало меня. Может ли такое быть, что китайские коммунисты включили в качестве своих подданных всех людей тибетского происхождения, которые жили в различных частях Непала? Конечно, нет, поскольку заявлять о сюзеренитете над бхотиями, шерпами и гуркхами было не чем иным, как угрозой аннексии частей независимого королевства Непал. Но если товарищ Мао утверждал, что бхотия, шерпы и гуркхи есть китайские подданные, то это достаточно для Народно-освободительной армии Китая, чтобы начать вторжение.

    Я решил прозондировать эту гипотезу.

    - Вы имеете в виду народы Непала, которые изначально принадлежали к тибетской этнической группе?

    Смузи несколько секунд совещался с комиссией, затем обратился к военногму губернатору, которого я прозвал "Фазан Плукер". Тот дал ему требуемый ответ.

    - Они не живут в Непале. Там, где живут тибетцы, там и есть Тибет, следовательно эти территории - часть Китая, а не Непал.

    - Это смешно, - возразил я, - Люди, о которых вы говорите, давно отказались от тибетского гражданства и живут в приграничных районах Непала.

    Смузи закричал:

    - Снова ложь! Китайский подданный никогда не может отказаться от своего истинного гражданства! Где живут эти люди - там Тибет, а значит - Китай!"

  • 60
    03 окт. 2020
    Elena Vasta (сайт-админ)
    - Люди, которых вы упомянули, были свидетелями мирного освобождения Тибета Армией освобождения Китайской Республики, и все они с нетерпением ждут того дня, когда они тоже будут освобождены от крепостной жизни при непальской буржуазии.  Назовите те области, которые вы упомянули ", - сказал он. 

    Я попросил карту, и моя восьмая по счету карта Непала была разложена на столе. 

    - У вас что,  нет своих карт этого района? - саркастически спросил я. 

    - Мы никогда не видели карты этой области Тибета, - ответил Смузи. - Эта ваша карта,-  продолжил он, - показывает значительные районы Тибета и некоторые части Непала."

     - Нет, - ответил я, - Это карта королевства Непал. - Покажите мне части, которые вы считаете тибетскими. 

    Смузи переговорил с губернатором, и последний ткнул своим  коротким когтистым палецем на район Непала, известный как Мустанг.  Мустанг находится в центральной части Непала, к северу от хребта Аннапурна. Мне пришло в голову, что Мустанг  любая китайская стратегическая военная магистраль должна была пройти мимо Мустанга. Поскольку я не сидел на полу, а стоял на ногах, то решу ил подойти и посмотреть на карту. Фазан Плукер подал сигнал одному из моих охранников. Я ожидал, что тот опять ткнет  дулом пистолета мне в ухо, но вместо этого услышал, как Смоути вежливо сказал: 

    -  пожалуйста, сядьте.

    Охранник открыл складной стальной стул, и меня пригласили сесть на него.

    - Спасибо, но не надо, - сказал я. 
    - Пожалуйста, сядьте, - продолжил настаивать Смузи. Никакого вреда вам никто не причинит.
    И я впервые за несколько недель села на удобное место, а не на пол. 

     - Возможно, я ошибаюсь. Попробуйте освежить мою память. Как обстоит дело с этими районами?  Вот тут, где живут бхотии - шерпы, недалеко от горы Эверест. Или вот тут. Это территория, где живут гуркхи. 

    Смузи перевел мои слова  губернатору. 

    - Наш генерал, заявляет, что все те области - Тибет, а следовательно китайская территория. Губернатор говорит,  что ваша главная цель здесь - не только шпионить за НОАК, но и поднять восстание тибетских народов, тех, кого мы освободили, и тех, которых  мы пока еще не освободили, чтобы они включились в борьбу против Китая. 

     - Я хотел бы увидеть большую карту, - предложил я. -"Я смогу помочь вам.

    Один из членов комиссии открыл небольшой деревянный ящик и вытащил из него потрепанную старую копию оксфордского атласа довоенного происхождения. Фазан Плукер раскрыл  соответствующие страницы. 

    - Губернатор хочет, чтобы вы указали, где ваши империалистические  хозяева проводят границы Китая.

    Когда  я указал на страны, которые граничат с Тибетом, губернатор покачал головой. 

    - Вы - жертва  империалистической колониалистской пропаганды, - сказал Смузи. Слушай, мы покажем тебе. Вот Тибет, и вот, и вот здесь. 

    Я не мог поверить своим глазам. Интерпретация китайским губернатором карт предполагала, что части границы между Пакистаном и Тибетом, до сих пор считавшиеся пакистанской территорией, действительно были частями Китая. Честно говоря, я  испугался, когда  увидел интерпретацию карты губернатором Тибета. Он поместил палец на огромный кусок пакистанского Кашмира, - и его притязания на индийскую территорию были ещё больше - всё плато Аксай-Чин. Этот район индийской провинции Джамму и Кашмир к северу от Ладакха, находился на глубине 150 миль вглубь Индии.  Не было никаких колебаний со стороны Фазана Плукера. Он знал, на какие части приграничного района претендует коммунистический Китай. 

    Я был в ужасе, когда он включил в Китай всё тогдашнее независимое королевство Сикким (с тех пор взятое под индийский сюзеренитет), и полностью всё королевство Бутан. Не довольствуясь этим,  он включил в состав Китая  срез северного района Бирмы, плюс район северной Индии, который лежит между Бутаном и Бирмой, который при  был известен как NEFA (North East Frontier Agency) и который независимая Индия называет Аруначал-Прадеш.
    127