"В запретных землях" (1897год, путешествие из Индии в Тибет)

Я осматривал молодую женщину , которая была тяжело ранена, у нее частично треснул центральный позвонок(?), когда в Наби вернулся доктор Уилсон,  и дал бедняге  небольшое облегчение которое только было возможно в ее положении.

Доктор выразил желание присоединиться к моей экспедиции  в Тибет на несколько маршей, и я был рад иметь такого попутчика. 

Я должен упомянуть один случай в качестве любопытной иллюстрации  всеобщего подозрения и неприязни  к моей фотоаппаратуре. Я  уже  собирался уходить, когда красивая тибетская женщина, которую я сначала не заметил, обратилась ко мне, истерически рыдая.

 Местные жители не смогли дать мне никакой информации относительно замка, за исключением того, что когда-то он был укрепленным дворцом короля. Небольшой дом из нескольких комнат около башни, как говорят, был магазином кузнеца, в котором изготавливались стрелы и мечи для солдат короля. Башня же представляла из себя четырехярдовый квадрат в своей основе, и построенный из камня. Судя по его форме и конструкции, а так же любопытными окнам, я склонен приписать этот замок скорее тибетскому мастерству, поскольку идентичные башни замечены в Тибете, даже в Taklakot. Окна, или скорее щели  на каждом этаже башни были шестидюймовыми;  даже в доме кузнеца окна значительно больше. Для защиты форта были выстроены внешние стены. 

Количество камней, сложенных в гигантские  кучи, говорило о том, что это  в древности было складом боеприпасов для защитников крепости. 

Выбрав удобное место для брода, я снял с себя нижнее белье, и вошел в ледяную воду. Вода только что покинула ледник и была той температуры, ниже которой находится лишь точка замерзания. Солнце село, появился пронизывающий  ветер. Мои ноги  замерзли, что я едва  мог терпеть острую боль; кроме того, постоянное  наступание на камни с острым краем под водой и удар моими замороженными пальцами не прибавили моей походке легкости.  Однако от дикого холода я перестал чувствовать боль, как впрочем и свои ноги. 

Одной из главных трудностей  путешествия  больших высотах является недостаток растительного топлива. Возле нашего лагеря не было ни деревьев ни кустарника, пейзажи были пустынны и безлюдны, и мои люди разошлись, чтобы собрать и принести сухой помет яков, пони и овец, который в этих суровых условиях служит в качестве топлива. Разжигание этого помёта было тоже отнюдь  не легким делом: после того, как коробка коробок спичек была полностью использована, а коллективная сила наших лёгких, направленная на раздувание никак не хотевших заниматься искр, иссякла, появилось слабое пламя нескольких  дюймов высотой.

На этом скудном огне мы пытались приготовить пищу и вскипятить воду для чая  (процесс очень сложный на такой высоте). В ту ночь не было привычного превосходного ужина, так как мы ели практически полусырые блюда.  Ночь была очень холодной, к тому же шёл снег. Когда утром мы встали, он покрыл землю ровным белым покровом не менее чем на два  фута. Снегопад закончился, светило яркое солнце,  и его яркий свет был болезненным для глаз. 

Я собрал своих людей - Мансингх ( прокаженный) отсутствовал. Он не прибыл в лагерь прошлой ночью. Я был озабочен не только из моего личного интереса к его грузам (парень нес г муки, соль, перец, и пять фунтов сливочного масла), больше всего я боялся, что бедный прокаженный мог быть смыт одним из опасных потоков. Даже если этот страх  был беспочвенным, он должен жутко страдать ночью от холода:  без крова,  огня и горячей пищи. Поэтому Биджесингху, отправившемуся на его поиски после завтрака, я выдал с собой некоторое количество пищи и пару одеял - на случай, если они не смогут добраться в лагерь до наступления ночи.

Вскоре после восхода солнца с помощью моего телескопа, я обнаружил, что к нам приближаются двое мужчин. Они прибыли в час или чуть позже.  Мансингх был найден в нескольких милях от лагеря крепко спящим рядом с пустым горшком из под масла - он сожрал его весь! 

 Жирами и  масла туземцы очень дорожат, они сохраняют тепло и помогают его продуцировать во время холодных высокогорных пероходов. Прокаженный воришка чуть не пал жертвой самосуда в руках разъяренных мужчин,  и я еле-еле спас его от их лап. Для того, чтобы не допустить повторения преступления, я поручил ему в дальнейшем нести груз фотографических пластин и инструментов, которые не были  столь аппетитными.

Перед тем, как отправиться в путь, я принял по своему  обычаю принял ледяную ванну в горной реке и растер тело снегом .  Эта процедура очень бодрит, и последующая после нее реакция  приносит ощущение тепла, несмотря на тонкую одежду. 

В то время как мы располагались лагерем, появилась большая отара -  около шестисот овец, а вместе с ними некоторые тибетцы. Увидев  мою тибетскую палатку, они подошли к ней, ожидая, что увидят там  некоторых из своих соотечественников, и их смущение при виде меня и доктора Уилсона было забавно.

 Торопливо снимая свои меховые шапки, они положили их на землю и стали выполнять смешные  поклоны, нечто вроде реверанса, как будто их головы и колени сжимали с помощью пружины. Они высунули свои языки во всю длину и держали их высунутыми до тех пор, пока я не подал знак, что они могут выпрямиться и вернуть  языки  обратно. Я же хотел задать им некоторые вопросы. Эта неожиданная встреча с нами их очень  сильно испугала; они дрожали от страха, и после получения как можно больше нужной мне информации, я воспользовался возможностью, чтобы купить некоторых из их овец.  Когда  я выплачивал им деньги, они вновь высунули и свесили длинные языки, а мы прилагали все усилия, чтобы купленные овцы не ушли за остальными:  как только овцы высвобождались от веревок, они неслись за своей уходящей отарой. 

 
 Кемпинг в снегу

Хорошо известно, что на значительных высотах бег является очень болезненным  для человека, разреженная воздух делает эффект такого напряжения почти удушающим. Тем не менее Качи  бросился вслед за вырвавшейся овцой, и после захватывающей погони ему удалось захватить еe за хвост. Такой подвиг легче описать , чем осуществить:  тибетские овцы имеют очень короткие  хвосты. Качи упал на землю, крепко держа  обеими руками овцу, и в конечном итоге животное было вновь крепко связано веревками.  И это были самые мелкие наши проблемы , с которыми во время нашего путешествия мы должны были сталкиваться практически на каждом шагу.

Постепенно мы достигли перевали 15,580 футов высотой; затем пересекли широкое  плато. По прежнему  мы следовали рекой  Кути,  высокие снежные горы стояли на западе и востоке. С высоты 16000 футов начинается зона вечных снегов; снег ниже этого уровня тает ежедневно, за исключением нескольких затененных мест. Красные и белые цветы были еще видны, хотя и не в таких количествах, которые ниже, и я увидел влюбленные пары маленьких черных и белых бабочек.

Через некоторое время мы пересекли вброд сильный холодный поток; два небольших озера; еще три глубокие реки, а потом мы должны были пройти сквозь большое поле скал и камней, мои компасы пострадали в реке,  и стали весьма ненадежными вследствие отклонений. 

Любопытный плоский круглый камень, покоившейся поверх других, упоминается  в одной легенде Шокас: как много веков назад один мужчина  Шока остановился  у края этой скалы, и  испек чапати. Только он положил готовую лепешку на  плоский камень  и приступил к следующим, как  обнаружил , что лепешка превратилась в твердый камень  и приняла при этом гигантские размеры. В нескольких футах дальше мои спутники указали мне на другое чудо: большая человеческая каменная рука (как тибетцы и Shokas называют этот странный камень), которая , как они предполагают, принадлежала человеку, изготавливающему ту чапати. Он положил руку на камень - тот самый, на котором окаменела его лепешка, и его рука тоже окаменела, предварительно увеличась в десять раз. Я мог заметить, с некоторой натяжкой, определенное сходство с огромной человеческой руки, но тут требуется больше веры, чем воображения.

Миля за  милей, пробираясь через острые  камни и беспокойную  речную дельту с восемью рукавами и около мили  шириной, по плоской котловине, полной  остроконечных гальки и камней, мы,  наконец подошли к месту нашей стоянки

 
 

Линия вечных снегов на 16000 футов (4800 м)

 При пересечении многочисленных ветвей двух рек мы снова испытали дискомфорт и усталость предыдущего дня. Вода была холоднее, чем когда-либо, наши ноги были к этому времени в ужасном состоянии, порезанными  и кровоточащими, потому что постоянно приходится ходить босиком.  Для нас не могло быть никакого пути назад, однако боль была невыносима, и под прикрытием высокой цепи снежных гор к северу от нас, и на северном берегу реки Mangshan мы разбили лагерь. Непосредственно перед нами стояло последнее препятствие: колоссальный гималайский хребет. Однажды я должен его преодолеть, чтобы попасть на Тибетское плато, которое так точно  и живописно называют «крышей мира».

Этот ледник даёт начало реке Mangshan. Мы оставили его справа, и резко повернув на север, начали  восхождение в сторону перевала. Для того, чтобы удержаться  от попыток подняться, достаточно было лишь посмотреть на его наклонную поверхность,  но нас это не остановило. В дополнение к крутизне склона, передвижение  осложнялось тем, что  мы погрузились в снег по самую талию. Иногда снег чередовался с участками сыпучих камней, и   взобравшись на пол-дюжины шагов вверх по рыхлым и  режущим камням, мы почти тут же сползали  к исходной точке, а затем вместе с небольшой лавиной  мы съехали практически до подножия горы. На нас начала наваливаться страшная усталость.

На 19000 футов (5,7912 метров) мы должны были преодолеть значительное расстояние,  передвигаясь по мягкому снегу, который покрывал  ледник и маскировал глубокие трещины, поэтому мы  должны передвигались  с большой осторожностью, особенно учитывая то, что мы шли лишь при свете луны.

К счастью, когда мы поднялись выше, там уже не было расщелин, но тут уже и я начал чувствовать странное истощение, которое никогда не испытывал раньше. На закате температура в термометре, который нёс Качи, стремительно опустилась до сорока градусов за нескольких минут, и это внезапное изменение температуры, казалось, влияло  на нас все более и более. Не смотря на это мы пошли дальше - все, за исключением Биджесингха, который был захвачен горной болезнью с такой силой, что не мог продолжить путь. 

Врач  - человек мощного телосложения, страдал значительно меньше. Он сам, как он говорил, чувствовал себя довольно сносно, но ноги его стали как налитые свинцом, и каждая , казалось, весит тонну. Несмотря на то, что он был ужасно уставшим и задыхался, он не сдавался, и он изо всех сил  храбро шел вперед, пока мы не достигли высоты 20500 футов (6,2484 метров).  Далее он не смог двигаться. Качи Рам, Ронгба и я пошли вперед, но мы  и мы тоже страдали.  

На высоте 21000 футов (6,4008 метров) Качи упал на снег и мгновенно заснул, тяжело дыша и храпя. Его руки и ноги были ледяными, и я потер их. Но что заставило меня  беспокоиться , так это нерегулярное биение и пульсация его сердца. Я завернул его в одеяло и затем в мою водонепроницаемую шинель и, увидев, что устроил его  насколько это было возможно комфортабельно, прокричал доктору Уилсону о случившемся, а сам вместе с Ронгба, который остался один из всей партии, решил идти в верх до тех пор, пока я смогу стоять на ногах. 

Густой  туман окутал нас, добавив к нашим испытаниям еще и трудности с поиском пути. Наши легкие еле снабжали нас кислородом, наши силы уже давно были на исходе, наши сердца выскакивали из груди. 

Измученные, с навалившейся на нас  непреодолимой сонливостью, я и  Ронгба наконец достигли вершины. Это принесло громадное удовлетворение, хотя я уже давно осознал невозможность провести весь свой караван  этим путем. Однако этот подъем мне было сделать необходимо  -   для того, чтобы оглядеть противоположную тибетскую  сторону хребта и  установить количество снега на его другой стороне.  Когда туман немного рассеялся, я нашел, что снега было больше на северном склоне , чем на южном. 

Почти теряя сознание от усталости, я зарегистрировал свои наблюдения. Высота была 22000 футов (6,7056) час 11 утра, дул сильный, резкий северо-восточный ветер. Я тупо забыл взять мой термометр из кармана Качи, когда я оставил его, и поэтому не смог зарегистрировать температуру, хотя я сделал это всего несколько минут , прежде чем я оставил Качи на высоте  21000 футов. 

Стоял зверский холод. Звезды были необычайно блестящими,  ярко светила луна, и панорама вокруг  нас была пустынна и неописуемо прекрасна. На юге среди снегов высились горные массивы, а на юго-западе и северо-востоке были пики даже выше, чем тот , на котором я стоял. К северу  от нас простиралось огромное тоскливое,  со складками запутанных горных хребтов, тибетское плато, за  которым высился горный хребет с заснеженными вершинами. 

Я с трудом занес показания в блокнот, и когда туман снова встал передо мной,  я увидел гигантский возникающий из него фантом.  В складках  туманной завесы в центре светового круга стояла высокая, темная фигура. Эффект был ошеломляющим,  пока я не понял, что призрак  имел мои черты: я видел,  колоссально увеличенное, свое отражение в тумане, где я стоял стоял в центре лунной радуги!

Когда я начинал двигать руками,  телом или головой, то привидение повторяло мои движения. Я чувствовал себя как ребенок, помещенный в первый раз перед зеркалом.

Это видение  представляет собой солнечный спектр  круговой радуги , которую видел я позже уже и при сравнительно малой высоте; лунный эффект отличался от этого в том, что цвета радуги были  слабо различимы.

 

 Ронгба упал без сил, и я чувствовал себя настолько слабым да еще с ужасным давлением в легких, что, несмотря на все мои усилия я рухнул на снег тоже. Кули  и я  дрожали, укрытые одним  одеялом -  для дополнительного тепла. На нас навалилась  неудержимая сонливость, как если бы мы приняли сильные наркотические препараты. Я упорно с этим боролся, потому что  хорошо понимал, что если когда-либо  мои веки закроются, они  останутся таковыми навсегда. Я начал тормошить Ронгбу - он крепко спал. Я собрал  последние остатки своих жизненных сил, чтобы держать глаза открытыми.  

Дул жесткий ветер, который грыз  с шипением наши тела. Это шипение до сих пор звучит в моих ушах! Казалось, что это грозный шепот смерти. Я плотно завернул Ронгбу в  сложенное пополам одеяло, и этого небольшого усилия  было вполне достаточно , чтобы заставить меня проиграть природе в  перетягивании каната . Так же, как находящийся  под гипнотическим воздействием субъект теряет свою собственную волю, и силы внезапно покидают его, так и я вдруг почувствовал всю бесперспективность дальнейшей борьбы. Я упал навзничь  на снег и сделал последнюю отчаянную попытку смотреть на сверкающие звезды ... мой взгляд  тускнел и затемнялся....

...Я не знаю, как долго продолжалось это полусознательное состояние. "Боже! Как жутко! Доктор! Качи!" Я попытался заставить себя мыслить. Мой голос, казалось, задыхался в горле. Было то, что я видел перед реальным? Я вдруг увидел двух мужчин, которые вероятнее всего замерзли и лежали на этом огромном белом листе снега, неподвижно, как ледяные статуи. Во сне я пытался поднять их. Они были весьма жесткими и их конечности не сгибались. Я встал на колени рядом с ними, называя их по именам и отчаянно пытался привести  их в сознание. Потом, я обернулся, чтобы посмотреть на Биджесингха и кровь застыла в моих жилах: я увидел, что вокруг меня   быстро вырастает гробница из прозрачного льда. Я понял, что в скором времени и сам, как мои товарищи, превращусь в сплошной сплошной кусок льда. Мои ноги, мои руки были уже застывшими. Охваченный ужасом от приближения  такой безнадежной, жуткой смерти, я понял, что должен предпринять усилия, пока был еще жив. Лед, казалось, вот-вот закроет меня полностью. Я пытался кричать! Это нужно было чтобы разбудить себя самого. 

Наконец-то я смог открыть глаза, которые болели, как будто иглы были воткнуты в них. Было трудно идти по глубокому снегу, я потерял ощущение собственных пальцев на руках и ногах: они были обморожены. Понимая, что я  очень близок к смерти, я постепенно   просыпался  от ужасного кошмара  и стал остро чувствовать себя еще  живым, и осознавал в полной мере важность немедленного спуска.

Если бы это не было этого жуткого то ли сна, то ли видения, я никогда не пробудился от оцепенения и медленно  умер. 

Я разбудил Ронгбу, для чего долго тер и тряс его, пока он был  в состоянии двигаться. Мы начали наш спуск. Без сомнения, это огромное удовлетворение идти вверх и покорять высокие горы; но это может быть по сравнению со спуском? Спуск был опасным, но не таким утомительным.  Уклон был чрезвычайно крутым,  и мы  часто скользили по десять или пятнадцать футов вместе  огромной массой сыпучих камней , приводимых в движение нашим движеним.

 "Я разбудила Rongba"

"Слушай!" Сказал я  Ронгбе, "что это?"

Мы подождали, пока  стихнет шум, производимый осыпью, и приложив ладони к ушам, внимательно прислушались. 

" Ао, ао, ао! Jaldi ао! Tumka hatte? Возвращайся, Возвращайся, быстрее! Где ты?" кричал слабый голос  далеко внизу.

Мы ускорили наш темп, никак не  контролируя наш  стремительный спуск. Снегопад прекратился, и мы были окутаны густым туманом, который пронизывал нас сырым холодом до самых костей.

Руководствуясь тревожными криками доктора, чей голос мы узнали, мы продолжили наше головокружительное путешествие вниз. Крики были слышны все отчетливее, и наконец, к моей великой радости, мы столкнулись лицом к лицу с доктором Уилсоном, который, слава богу, был жив, но почти беспомощен: он сказал, что его ноги были до сих пор, как налиты свинцом и он мог их передвигать лишь руками. Но он беспокоился не о себе, а о нас,  он кричал и звал нас в течение длительного времени, и не услышав ответа,  почти плакал от того, что  не может прийти к нам на помощь. 

Мы искали и нашли Качи. Он спал, как наверху, свернувшись калачиком в теплом одеяло и шинели.  Наконец мы все объединились  и продолжили гонку вниз, обмениваясь опытом и ощущениями. У нас не было очень серьезных  потерь, жизнь и сила постепенно снова возвращалась к нам с каждым метром спуска.

Подъем с ледника в нижней части горы к вершине заняли четыре с половиной часа. Стремительный спуск, без учета остановок -  это только девятая часть от всего времени, а пройденное расстояние составляет примерно одну милю и три четверти.

Мы достигли лагеря в ранние утренние часы. Расстояние от лагеря до достигнутой нами высоты и обратно было более десяти миль. Таким образом, в течение двадцати четырех часов я прошел  восемнадцать миль (рекорд на таких больших высотах). Я могу здесь также отметить, что, так как мы завтракали  в шесть часов утром предыдущего дня,  то мы  не принимали пищу двадцать три часа.

Мои люди в лагере потеряли всякую надежду увидеть нас снова, и они были  рады нашему возвращению, а еще больше тому, что я сказал, что мы не пойдем эти  путем, а предварительно отдохнув,  утром следующего дня отправимся в Тибет через  Lumpiya Pass, путь через который считался гораздо более простым.

В мгновение ока они разожгли огонь навозом и вкусно накормили нас  рисом, чапати , экстрактом из мяса, после чего мы рухнули спать

Люди шли с с жалобным  выражением лица, тяжело дыша, опасливо о думая о том, что многие из них могут не вернутся. Двигаясь осторожно, чтобы избежать предательских трещин, я тем не менее  значительно ушел вперед,  и остановился на некоторое время на скалах торчащих из  снега. После того, как тяжело дыша прибыли кули, они сбросили свой груз и спокойно сели рядом. Не было ни ропота, ни слова упрека за тяжелую работу. Падал мокрый снег,  что увеличивало дискомфорт.

 Нам предстоял крутой подьем. Слева от нас была обрывистая стена ледника около ста футов в высоту. Подобно леднику Mangshan, она была красиво горизонтально исчерчена лентами чистого льда, без каких-либо грязевых примесей. Перпендикулярные полосы были более насыщенного темно - зеленого цвета, и тут можно было  можно наблюдать  неодинаковую степень компактности льда; горизонтальные же складки были ровными,  без искривлений в какой - либо части. Верхняя часть, основание и боковые стороны ледника были похоронены в глубоком снегу.

Доктор и я пошли вперед. В нашем стремлении достичь вершины, и будучи не в силах разглядеть тропу, скрытую  несколькими футами снега, мы сбились с пути и с большими трудностями взобрались по чрезвычайно крутому склону. Здесь мы шли по рыхлым осыпям, с которыми боролись в течение более получаса, пока не достигли высоты 5715 метров, что было значительно выше, чем высота перевала. Четверо мужчин пришли с нами, другим мы просигнализировали, чтобы они направились западнее.

С северо-востока дул пронзительный и холодный ветер. Под прикрытием большой скалы мы нашли временное убежище, и через мою  подзорую трубу изучили раскинувшееся перед нами Тибетское плато с высоты птичьего полёта. 

Огромные массы снега покрывали тибетскую сторону Гималаев, а также нижний диапазон гор сразу перед ними. Двумя тысячами футов ниже, между этими двумя диапазонами в широкой бесплодной долине текла река, которая впоследствии будет называться Darma Yankti или Lumpiya Yankti. 

В отдалении, на плоском плато, мы увидели длинный холм, высотой около  восьми сотен футов, и напоминающий гигантскую насыпь вдоль железнодорожной линии,  далеко на севере была хорошо видна цепь высоких голубых, гор увенчанных снегом, несомненно это цепь Kangri с пиком Kelas.

  Ледник и перевал Lumpiya 

Бедняга  Рупсо, новообращенный христианин, упал, истощенный холодом и усталостью. Его тело сводили судороги, он хрипло дышал, а глаза его были безжизненны. Около получаса мы растирали его тело,  пытаясь восстановить кровообращение, наконец он смог с трудом и с нашей помощью продолжать путь.

Сбившись с пути, мы теперь должны были спуститься на перевал на шестьсот футов ниже. Я цеплялся за скалу моими наполовину замерзшими пальцами, когда услышал снизу  крики бедствия. Несмотря на небезопасное положение я был, я не мог не повернуть голову, чтобы посмотреть , что случилось. На крутом склоне снега два кули с их грузами упали и с с невероятной скоростью неслись вниз . В конце концов они достигли бассейна реки, где угол спуска  внезапно изменился и заставил их вращаться вокруг их собственной оси.

Я вздохнул с облегчением , когда я увидел, что мужчины встают на свои ноги. Они собрали груз, связали его вместе для повторного восхождения.

Затем мы поспешили вниз по крутому склону в сторону Тибетского плато,  чтобы  быстрее покинуть морозный ветреный проход. 

Наконец мы достигли уровня рек и разбили палатки на снегу на высоте 5,15112 метров. Там не было ни дерева, ни навоза яка или пони, ни лишайников, ни мхов - ничего, чтобы мы могли бы сделать огонь. Казалось, что после такого утомительного дня, люди обязательно должны есть. Но Шокас считают, и они правы, что употребление  холодной пищи на таких больших высотах, при такой низкой температуре, приводит к неминуемой смерти. Они предпочитают оставаться без пищи в целом, чем съесть холодную пищу.

Наступила ночь, задул порывистый ветер, который стал заметать наши палатки снегом и песком.  В ночные часы нам пришлось несколько раз выходить и укреплять колышки палаток. В 2 часа ночи столбик термометра упал до 12 °. В 9 часов утра на солнце, она поднялась до 26°, а внутри палатки в тот же час мы имели температуру от 32 °