"В запретных землях" (1897год, путешествие из Индии в Тибет)

Нам было необходимо пробираться на восток, в сторону горы Mangshan, чтобы избежать встречи с тибетскими солдатами. Правда нам предстояло пересечь Nari Khorsum - часть Тибета, буквально кишевшую разбойниками (дайкотами)

 Едва мы прошли половину мили по холмистой стране, и я остановился позади моих людей, чтобы свериться с моим призматическим компасом, как вдруг  мои кули  бросились плашмя на землю и начали буквально отползать назад ко мне.

" Dakus, Dakus! " ( "Разбойники, разбойники!») - шептали они мне как только оказались рядом.

Было слишком поздно - ряд дакойтов, вооруженных мушкетами и саблями,  быстро приближался к нам. Мой опыт подсказывал мне, что в таких случаях самое худшее, что можно сделать - это бежать, ибо ничто не возбуждает человека больше, чем зрелище того, что противник его боится. Поэтому я зарядил мой MANNLICHER, и мой Чанден Сингх  сделал то же самое со второй  винтовкой Martini-Henry. Я отдал приказы Shokas сесть позади груза и не шевелиться. 

Мы вдвоем пошли навстречу  быстро приближающейся группы. Я крикнул разбойникам, чтобы они остановились, Чанден Синг так же дал им понять, что они должны вернуться; но они не обратили внимания на наши предупреждения, и стали приближаться к нам еще быстрее. Несомненно они думали, что мы были лишь торговцы шокас, которые  всегда были для них легкой добычей. Бандиты были уже готовы ринуться на нас, и начали разделяться на две части с намерением взять в кольцо.
 
 
Овца - переносчик грузов

" Душу! Душу! " ( "Возвращайтесь!")  - угрожающе кричал я, поднимая винтовку к моему плечу и целясь в лидера. Чанден Синг последовал моему примеру  и взял на мушку другого. Это остановило их и они бросились наутёк, а Чанден Синг  и я преследовали их какое-то время.

 Заняв видное место на небольшом холме, мы обнаружили, что неподалеку бандитов ждали  несколько их товарищей, охранявших  стадо из трех тысяч овец - вероятнее всего это была их последняя добыча. Мы дали понять , что они должны уйти с нашего курса, и, гоня свое стадо перед собой, они удалились прочь в направлении, которое я им указал. 

Только когда они были очень далеко, мои Shokas, которые уже было решили, что пришел их последний час,  оправились от испуга.  Наш  утренний успех поднял наш дух.

 

Дакойты с крадеными овцами

 Подъем привел нас к плато, расположенному на высоте 16400 футов (4998.72 m). Отсюда   был прекрасный вид:  на запад  - на  гору Mangshan и перевал Липпу Лех, на северо - восток - на четыре высоких пика Nimo Nangil, 25,360 футов, 22,200 футов, 22,850 футов, 22,670 футов. Плато имело мягкий наклон  и было испещрено  глубокими трещинами, по которым потоки воды уносились в реку Gakkon. 

Несмотря на то, что мы находились в самой малопосещаемой части Тибета, нам  следовало быть чрезвычайно осторожными.  Мой побег наверняка уже был обнаружен, и по всей стране меня должны были  разыскивать солдаты и шпионы.

В Тибете  атмосфера настолько ясная и воздух такой прозрачный, что движущиеся объекты можно четко увидеть на исключительно больших расстояниях. Я изучал окрестности  с помощью моего телескопа, но не увидел ничего подозрительного,  поэтому мы двинулись дальше. Тем не менее, мои люди считали безопаснее идти по руслу   многочисленных ручьев, чтобы не оставлять следов. 

Едва мы добрались до границы этого плато, как услышали шум, поднимающийся из нижней долины. Я подполз к краю плато  и заглянул вниз. Около пяти сотен футов ниже стоял  тибетский табор, рядом паслись  яки и пони. Я наблюдал за табором в течение некоторого времени и разглядел там несколько солдат, которые скорее всего, были размещены в лагере для того, чтобы не пропустить меня. С помощью моего телескопа я узнал так же некоторых мужчин из Gyanema. 

Я вернулся к своему отряду чтобы обсудить увиденное.  Мы сочли целесообразным  найти подходящее  место, в котором  мы могли бы спрятаться до наступления ночи. Ночью  мы спустились к реке и между высокими скалами  прошли в узкое ущелье. Наконец мы оказались в достаточно укромном месте, и я  объявил привал.  Мы не смели ставить палатку, и постарались разместить наш груз как можно незаметнее. 

Разбирая наши грузы я сделал ужасное открытие: нашего запаса  пищи хватало лишь для одного скудного ужина. Более того, я обнаружил, что у нас было всего несколько крупинок соли.

"Что вы сделали с  солью?"  - спросил я сердито. Перед стартом я приказал каждому человеку из нашей маленькой компании взять  с собой по 1 фунту соли.

"Сахиб, мы забыли взять еЁ," хором ответили мне кули.

После страшных трудностей, что мы пережили, это был еще один тяжелый удар.  Мы были еще в трёх или четырех днях пути от озера Маносаровар, где я планировал пополнить запасы. Я чувствовал себя больным и подавленным. К моим моральным страданиям добавился физический дискомфорт:  я прыгая с камня на камень через реку Гаккон я поскользнулся  и упал в реку.

Дул сильный ветер, было очень холодно, у меня поднялась высокая температура, и, несмотря на мою отчаянную борьбу с наступающей  болезнью, я практически бредил. Но даже тогда я не переставал искать выход из положения  и решил, что  двое  из моих людей должны прикинуться   торговцами и двое нищими. Они должны отправиться  в Таклакот и добыть там еды, иначе мы умрем от голода. Я и двое других будем прятаться и ожидать их возвращения.

Четверо шокас обязались исполнить мой смелый план.  Если их раскроют, то это может грозить им жестокими пытками и даже потерей головы.  Хотя в конце концов они и предали меня, я все равно не могу на них держать зла, помня об их отваге и верности в чрезвычайных ситуациях.

В течение ночи мои люди были очень добры ко мне и заботились обо мне как могли. Мы не спали из-за страха пропустить появление тибетских солдат, и  час за часом я выслушивал истории шокас о разбойниках и о  тибетских пытках. Все это было  столь страшно, что от таких историй не только пропадал сон, но и волосы вставали дыбом.

 Рано утром, когда стало светло, мы собрали некоторое количество крапивы, которая росла в изобилии в этом лагере, и прокипятив ее, приготовили себе обильную, хоть и не  аппетитную  еду. Недостаток соли компенсировали двойным количеством перца. Большое количество растущей вокруг лагеря  крапивы должно было позволить нам дождаться гонцов с едой и не умереть при этом  от голода.

Наш паек сократился до четырех фунтов муки, двух фунтов риса, и двух фунтов сато. Все эти запасы мы отдали четырем мужчинам , которые должны были попытаться проникнуть в  Таклакот и добыть там  провианта, их путь должен быть долгим и утомительным. Для нас же было достаточно крапивы, чтобы дотянуть до их возвращения.

Я тщательно проинструктировал четырех шокас:  они должны войти в тибетский форт по одному и покупать продукты  в небольших количествах и у разных торговцев.  Когда достаточное количество будет куплено,  нужно  немедленно  возвращаться в наш лагерь, но сначала следовать туда по отдельности, затем встретиться в условном месте и вернуться к нам всем вместе. 

Это была интересная работа:  продумать и приготовить  им маскировки и провести инструктаж! Но наконец  четверо гонцов отправились исполнять опасное поручение. Казалось, что вокруг нас было очень тихо, как вдруг  стадо, состоящее из более ста яков, показались на перевале — к северу от нашего лагеря, и медленно двинулись в нашу сторону. 

Случайность или мы обнаружены?  У нас не было времени на рассуждения, мои приборы и наши  одеяла были быстро убраны и спрятаны, а затем мы подползли к краю по направлению  к приближающимся животным, которые остановились при виде  нас. Мы стали  бросать в яков камни, чтобы они повернули в сторону. Это было сделано очень вовремя, потому что вскоре показались тибетцы, следующие вслед за стадом яков, которое мы так удачно прогнали. 

Они прошли всего в нескольких сотнях ярдов ниже нас не подозревая  о нашем присутствии. 

Тибетцы  пели, и, видимо, искали чьи - то следы, потому что они часто наклонялись, чтобы исследовать землю.

 Во второй половине дня я отправился на рекогносцировку вниз по дороге в сторону Gyanema,  чтобы  оставаясь  невидимым , понаблюдать за тибетцами, следовавшими в сторону Таклакота и от него. 

Я не видел солдат, зато увидел большую группу разбойников,  гнавших перед собой тысячи овец и яков - это было очень интересное зрелище. Все они ехали верхом на пони, и  беспрекословно слушались своего лидера, когда хриплым голосом, и не прекращая крутить  свою молитвенный барабан, он бормотал приказы. Их лошади шли быстрым шагом, женщины и мужчины сидели верхом прекрасно. Мужчины были вооружены мушкетами и мечами, и каждый пони нес, кроме своего наездника, мешок переброшенной через седло пищи. 

Я наблюдал за длинной  процессией, укрывшись за скалами, и почувствовал некоторое облегчение, когда последние всадники, которые прошли всего  в двадцати ярдах от меня, ускакали за остальной частью каравана. Я рассудил, что этот наш лагерь был не совсем так безопасен, как я предполагал сначала,  и решил возвести окопы и стены, которые окружат нашу платформу вдоль скалы, под которым мы жили. Эти бастионы  и укроют нас того, чтобы тибетцы нас случайно заметили, и будут служить  в качестве оборонительных сооружений в случае  ночного нападения. Все наши вещи мы спрятали несколько выше  лагеря.

...Прошел еще один длинный тоскливый день. Мы использовали  наши последние крупинки соли... и еще один день мы питались лишь одной несоленой крапивой...  и третий день и четвертый - все на той же диете! 

Все время я проводил наблюдая за перемещениями по плато с помощью своего телескопа. Каждый раз, когда я видел людей, мое сердце подпрыгивало от радости, но они оказывались то бандитами, то  кочевыми племенами контрабандистов, то солдатами. 

 Время шло, наши гонцы все не возвращались. Мы начали терзаться в сомнениях: что случилось? Они попали в беду или предали нас? Вдруг они были пойманы Чен Пеном (начальником  крепости), и были заключены в тюрьму и подвергнуты пыткам?

Шока сказали,  что лучше не есть вообще, чем есть одно и то же постоянно. Они клялись, что могут голодать в течение десяти дней и компенсировать недостаток пищи за счет сна.

Наша укрепленная обитель была достаточно комфортной утром, но днем тут становилось очень жарко. Ночью же дул пронизывающий ветер и становилось очень холодно. Однажды ночью у нас был ужасный шторм и метель. Такой была сила ветра, что наша стена обрушилась на нас, когда мы спали в своем укрытии,  и утренние часы мы потратили  на ее восстановление.

 На следующее утро во время сбора  крапивы для нашей еды,  услышали далекий звон колокольчиков быстро приближающихся лошади. Мы быстро потушили костер, спрятали наши вещи, и поспешили в окоп. Я схватил свою винтовку; Чанден Синг  свой Мартин (карабин). Шока, который был слишком далеко, чтобы успеть достичь наше укрепленное  пристанище,  спрятался за камнями. Едва он успел сделать это, как всего в нескольких ярдах от нас около десятка сипаев с мушкетами, перекинутыми через плечо, к которым были прикреплены красные флаги,  галопом проскакали  вверх по склону. Они  без сомнения искали меня, судя по тому, как они выглядели в разных направлениях, но, к счастью, даже и не смотрели в сторону наших укреплений. Они ожидали  увидеть большую европейскую палатку в одной из долин, и не могли подумать, что мы находимся там, где мы были. 

 Они удалялись, звук их конских  колокольчиков  становился всё слабее и слабее, и вскоре они исчезли за перевалом. Они, вероятно были уверены, что в настоящее время  белого сахиба нет в этой части страны.

ГЛАВА XXXVI 

"Террористический Лагерь" — Еще два посыльных покидают лагерь — Племя Dogpas — Странный сахиб — Наши посыльные возвращаются из TТаклакота — Отчет о приключениях их миссии — В большом бедствии — Два факира, которые пострадали через меня — Пятьсот рупий за мою голову — Шокас хотят оставить меня — Заговор — Как это потерпело неудачу 

 
Они ушли, замаскировавшись под паломников, вид которых было совсем не трудно принять, поскольку их одежда рападалась на клочки вследствие наших трудных переходов. Они отсутствовали целый день, и возвратились только поздно вечером, рассказав нам забавную историю. Встретив племя Dogpas, они смело вошли в свою деревню, прося продать им еды. К сожалению, Dogpas не имели продуктов, достаточных даже для себя и не могли ничем поделиться. В разговоре моим товарищам сообщили, что Ландо Пленки — имя, которое тибетцы дали мне (так они перековеркали моё имя "Лендор Генри")— нанял многочисленную армию в Тибете, и что из-за этого началось большое волнение в Таклакоте, а также в других местах, вследствие того, что сахиб имел сверхъестественную  власть, становясь невидимым, когда вблизи него оказывались тибетские солдаты. Обо мне говорили как о замеченном одновременно во многих местах Тибета: солдаты были посланы во всех направлениях, чтобы захватить Ландо Пленки. Они, якабы,  несколько раз обнаруживали мои следы и преследовали меня, но ни разу не смогли меня догнать.

Тогда Наместник спешно отправил посыльных из Таклакота в Лхассу (шестнадцать дней пути), и в Gartok, большой базар в Западном Тибете, прося солдат помогать им поймать этого странного иностранца, который, как говорили, мог ходить по воде, пересекая реки, и пролетать над горами, когда захочет. Эти способности, приписываемые мне тибетцами, казались безжалостно ироничными, когда я вспоминал наши страдания во время  восхождений или при пересечении бурных речных потоков. Во всяком случае, я был рад, что тибетцы напридумывали мне такие сверхъестественные полномочия, поскольку это вполне могло бы помешать им подобраться к нам слишком близко.

Еще три дня пришлось провести в состоянии болезненной неопределенности и беспокойства по поводу судьбы наших посланников в Таклакот. На третью ночь мы вернулись в нашу крепость в отчаянии, опасаясь, что они были захвачены и, возможно, обезглавлены. 

Было уже 10 часов вечера,  мы были вымотаны и готовились ко сну; наш огонь внизу, на дне ручья медленно угасал, вокруг было тихо , когда я вдруг услышал звуки приближающихся шагов. Мы прислушались, заглядывая через щели в стене. Это могли быть тибетцы , пытающиеся застать нас сонными, но могли быть и наши возвращающиеся посланники.

Мы внимательно следили за ущельем, из которого доносились слабые звуки голосов и шагов. Они молчали, как и мы , никто не проявлял признаков нервного возбуждения. Четыре движущиеся фигуры осторожно прокрадывались в лагерь, и мы даже не могли разглядеть в тусклом свете, были ли это наши посланцы или нет.

Я закричал:"Коун хейн?" ("Кто там?").

"Дола!" - ответил голос, и мы радостное и сердечно приветствовали их. Но наше счастье было не долгим. Мужчины не реагировали. Они, казалось, были совершенно измучены и сильно напуганы. Я попросил их объяснить причину своих бед, но рыдая и обнимая мои ноги, они проявили большое нежелание рассказывать. Они принесли новости, предвещающие большие неприятности .

"Твои дни сочтены, сахиб," наконец воскликнул Дола. "Ты не сможешь выбраться из этой страны живым ... они убьют тебя, и Чен Пен из Taklakot говорит, что своя голова ему дороже.

"Не смотрите так далеко вперед, Дола", - ответил я, пытаясь его успокоить: "но скажите мне сначала, как вы достигли Таклакота?"

"О, сахиб, мы следовали своему плану. Мы много страдали в дороге, так как марши были длинные и тяжелые, и у нас было очень мало еды. Мы шли день и ночь в течение двух дней, держась подальше от трассы, и прячась всякий раз, когда видели хоть кого-нибудь. Когда мы приблизились к тибетской  крепости, то увидели у подножия холма несколько палаток и непальских шокас из Чангру и Тинкера.  Никому из Бьянси или Чауданси Шокас не было разрешено войти в Тибет из-за претензий Чен Пена на доход с их  земель. 

 
"Не успели мы появиться на Taklakot," рыдал Дола", как были схвачены , избиты и арестованы. Нас тщательно допросили. Мы притворились торговцами Джохари , которые имели запасы еды, и собирались продать её в Таклакоте . Они нас били и плохо обращались с нами, пока твой друг Zeniram, глава непальской деревни Чангру, не пришел к нам на помощь и поручился за нас, отдав им 30 рупий. Затем нам было разрешено оставаться в своей палатке, под охраной тибетских солдат. Мы тайно купили у Zeniram запас продуктов, а ночью ему удалось заманить солдат, которые нас охраняли, в свой шатер и напоить их chökti , пока они не опьянели. По одному нам, всем четверым, удалось бежать вместе с нашим грузом. Три ночи мы шли обратно, скрываясь в течение дня для безопасности. Сейчас мы вернулись к вам, сахиб".

Дола сделал паузу в течение минуты или двух.

"Сахиб, - продолжал он, - нам сказали в Taklakot, что более тысячи солдат ищут тебя повсюду, от Лхассы до Sigatz, куда Чен Пен спешно послал гонцов. Они боятся вас, сахиб, но у них есть приказ из Лхассы  захватить вас любой ценой. Они говорят, что вы можете сделать себя невидимым, когда захотите, и ежедневно молятся и совершают обряды, чтобы в будущем можно было увидеть Вас и арестовать. Когда они поймают тебя, то не пожалеют , и ты будешь обезглавлен. Чен Пен гневается на вас из-за непочтительного  письма, которое вы отправили ему из Гарбянга. Он приказал своим солдатам схватить тебя, живого или мертвого, и тот, кто принесёт вашу голову, получит вознаграждение в размере 500 рупий". 

 
"Я понятия не имел, что моя голова настолько высоко ценится," вырвалось у меня. "Я буду беречь ее в будущем".

На самом деле, 500 рупий в Тибете представляют целое состояние, и человек, обладающий ими считается очень богатым человеком.

Но моим людям было не до смеха, они смотрели на все это очень серьезно.

Я дал приличный бакшиш моим четверым посланцам, которые принесли провизию, но это не помешало всем шокас заявить, что опасность была так велика, что они должны оставить меня здесь и сейчас. 

Призывы бесполезны в таких случаях, и поэтому я просто заявил, что застрелю любого, кто попытается покинуть лагерь. Я сказал им, что сейчас у нас есть провизия на десять дней и нам нужно спешить.

Угрюмо ворча , они покинули наш укрепленный угол и пошли ниже к ручью. Они сказали, что предпочитают спать там. Я подозревал, что они, впрочем, как и я, не собирались спать. Я сидел, наблюдая за ними, вместо того, чтобы спать. Мой знаменосец, завернулся в одеяло и, как обычно, скоро заснул. Шокас развели костер, сели вокруг него, придвинув головы близко друг к другу, и возбужденно перешептывались. Во время бурного обсуждения некоторые говорили несколько громче, чем им думалось, и ночью, особенно если еще и место хорошо приспособлено для передачи звука, я услышал слова, которые заставили меня насторожиться, ибо я скоро убедился в том, что они договаривались о продаже моей головы ... да ... и уже делят деньги. 

 
Люди придвигались всё теснее друг к другу, и так тихо говорили, что я не мог больше ничего слышать. 

 
Затем они, похоже, начали жеребьевку, кому же придется идти убивать меня.Каждый поочереди обхватывал поднятую палку ладонью, пока не дошли до верха, порядок жеребьевки, распространенный среди шокас.

 В конце концов, человек, избранный судьбой , извлек из багажа большой кукри, знаменитый нож гуркхов, и снял ножны. Странное, почти фантастическое впечатление отпечаталось в моей в памяти в тот момент, когда все мужчины посмотрели в мою сторону, их лица были освещены небольшим мерцающим огнем костра. 

Настал кульминационный момент их предательства.  Их лица при этом казались ужасными и искаженными, как видно мне было из щели в стене, за которой я стоял на коленях. Они прислушивались, спим ли мы. Затем все, кроме одного завернулись в свои одеяла, полностью покрывающими их головы и тела. Только одну фигуру теперь я мог видеть у костра, некоторое время он сидел, как будто в задумчивости. Потом повернул голову в сторону моего укрытия и прислушался. Наконец он встал и ногами затоптал огонь. Это была прекрасная ночь, и как только красноватое пламя потухло, звезды снова засияли как бриллианты на небольшом клочке темно-синего неба, видимого над моей головой.

Прислонив ствол моего ружья к стене, я устремил мои глаза на черную фигуру внизу. Я наблюдал, как, низко наклонясь, он полз, шаг за шагом приближаясь к моей обители, останавливаясь, чтобы прислушаться каждый раз, когда задевал камушек и раздавался шум. Когда до меня оставалось только два или три ярда, он, казалось, заколебался. Отступив назад, и готовый к прыжку, я уставился на верхнюю часть стены. 

Я ждал некоторое время, но мужчина не спешил, и я стал ерзать. Медленно поднявшись я взял в руки ружье, и , подняв голову над стеной, очутился лицом к лицу с человеком на другой стороне. Не теряя времени я приставил мой Манлихер к его лицу. В недоумении шока опустил свой кукри, встал на колени и начал просить у меня прощения.

 Хорошенько отлупив несостоявшегося убийцу прикладом моей винтовки, я отправил его спать. Этому человеку не хватает качеств убийцы, и я чувствовал, что ничего плохого сегодня больше не случится. Правда, двое мужчин пытались дезертировать из лагеря, но я заметил это и остановил их вовремя. 

Наконец взошло солнце, и ночь, со всеми её бедами и тревогам, закончилась.

Генри Лендор, Александра Давид-Ноель  и другие им подобные путешественники и первопроходцы,  сделаны из чего-то то иного, чем обычные люди. У них есть только одно направление - вперед, а запас  сил они пополняют не из пищи, а  из атмосферы, или генерируют сами. Иначе я не могу объяснить как они выдерживали это физическое и эмоциональное напряжение столь долгое время.

  ГЛАВА XXXVIII 

Во время ночного шествия, передвигаясь вверх и вниз по горным хребтам, то и дело поднимаясь на значительную высоту, с нами произошло слишком много приключений и различных происшествий, чтобы я мог  воспроизвести их все детально. В постоянных песчаных бурях и снежных метелях мы пересекали хребет за хребтом, путешествуя ночью и скрываясь днем, что при очень больших высотах отчаянно тяжело. 

Я повел своих людей к озеру Ракшастал, и однажды, поднявшись на 17,550 футов, мы обнаружили великолепный вид на оба  больших озера, Lafan-чо и Mafan-чо, которые иностранцы чаще называют  озера Ракшастал и Мансаровар.

К северу от озера стоял великолепный Тице, священный Кайлас, он  возвышался на две тысячи футов выше всех остальных снежных вершин хребта Gangri , который простирался примерно с северо-запада на юго-восток. С этого места мы могли видеть более отчетливо, чем из Lama Chokden полосу вокруг основания горы, которая, согласно легенде, была отпечатком веревки ракшаса (дьявола), когда он пытался снести этот трон богов.

Кайлас, большой священный пик, представляет огромный интерес вследствие его специфической формы. Это напоминает, как я сказал, гигантскую крышу храма, но, по моему мнению, ему не достает изящности линий, присущих  японской Фудзияме. Фудзияма  - это самая красивая гора, которую я когда-либо видел. Кайлас угловатый, неприятно угловатый,  но хотя его высота, яркий цвет его основания и снега, покрывающие его склоны, придают ему специфическую привлекательность,  тем не менее это место удивительно не живописно, по крайней мере с той точки,  с которой я смотрел на  него, и с которого он был виден  весь полностью.

 Когда облака  снизились, изменяя его форму, Кайлас появился в наилучшем, с точки зрения живописца, виде, и я подумал, что он очень красив на восходе солнца, с одной стороны окрашенный красным и желтым, а его скалистые склоны,  величественно золотятся. С моим телескопом я мог явно различить, особенно на западной стороне, узкий проход, через который  паломники идут цепью вдоль подножия горы, хотя мне сказали, что некоторые паломники на самом деле идут вокруг него непосредственно по заснеженному карнизу на горе, чуть выше более темной полосы скалы у подножия, описанной прежде. На вершине более низкого пика к юго-западу можно было заметить гигантское Obo (насыпь, культовое место, хозяевами которого считаются духи умерших шаманов, предков или божеств).